Творение. История искусства с самого начала

Основанная Киром Персидская империя (или держава Ахеменидов) стала последней великой державой в Западной Азии, где сохранялись древние государства Месопотамии — Шумер, Аккад, Ассирия и Вавилон. Однако она была гораздо масштабнее любого из них, достигнув своего апогея примерно на рубеже V века до нашей эры, в период правления Дария Великого, вельможи, узурпировавшего трон и собравшего воедино земли от Ливии на западе до реки Инд на востоке, а также захватившего другую великую державу на западе — Египет, столица которой, Мемфис, покорилась персам в 525 году до нашей эры. Изображения, созданные Ахеменидами (от Ахемена, царственного предка Дария, имя которого он использовал для легитимации своего правления), отражают широкую географию владений, а также древние месопотамские традиции.

Искусство Ахеменидов, подобно искусству вавилонян и ассирийцев, а еще ранее — аккадцев, служило отражением царской власти. Это было исключительно придворное искусство. Со всех уголков империи съезжались лучшие мастера, чтобы строить и украшать великую столицу династии Ахеменидов в долине Мервдешт на юго-западе Ирана, основанную в период правления Дария. Здания города Парсы (греческое название — Персеполис, или Персеполь), возведенные на просторной каменной террасе, к которой вела монументальная лестница, заключали в себе колоссальные залы, уставленные колоннами, увитые раскрашенными в яркие цвета нескончаемыми барельефами, наполненные статуями крылатых стражей-быков, похожих на шеду Нимруда, Ниневии и Дур-Шаррукина. Ападана — зал для торжеств, начатый Дарием и законченный его сыном Ксерксом, — поражал своими гигантскими размерами, он должен был внушать трепет даже самым могущественным из царственных гостей. Колонны, взмывающие на двадцатиметровую высоту, были увенчаны раскрашенными капителями в форме парных скульптур быков и львов, поддерживающих огромные кровельные балки. Этот зал был расположен посреди комплекса зданий, куда созывались представители всей империи, чтобы платить дань, как о том свидетельствуют рельефы вокруг основания входной лестницы: индийцы несут специи и золотой песок; арабы, армяне и египтяне — одежду и посуду; эламиты приносят луки и кинжалы, а бактрийцы ведут двугорбого верблюда; ионийские греки несут клубки шерсти и тюки тканей; эфиопы дарят слоновьи бивни и жирафа, ливийцы ведут горного козла; а шестеро вавилонян преподносят персидскому царю буйвола[32]. Весь мир приходил в Персеполь, чтобы заплатить дань и восхититься великолепным дворцом, построенным на равнине, на фоне скалистых утесов и гор.

Персеполь вместе с двумя другими великими городами Ахеменидов — Сузами и Пасаргадами — сосредоточил в себе всё изобразительное искусство Древней Месопотамии за три тысячи лет и сам просуществовал почти двести лет — довольно приличный срок по сравнению с городами Междуречья. И всё же к моменту его завоевания и разрушения в 330 году до нашей эры царем-воителем Александром Македонским великое наследие Древнего Ирана и Междуречья уже воспринималось архаичным, устаревшим. В греческом мире города уже преобразились в соответствии с новым представлением о человеческой жизни, об архитектуре, и главное — о человеческом теле. Это новое представление распространилось по всему Средиземноморью, а Александр Македонский принес его далеко за пределы своей родины, в те края, что будут названы эллинистическим миром (от слова, которым греки называли свою страну, Элладу). Подобно тому как Стоунхендж показался бы весьма устаревшим ранним шумерам (если б они его увидели), так и дворцы Ахеменидов должны были восприниматься старомодными воинам Александра Македонского: это были пережитки былого, уходящего мира. В греческом искусстве уже более ста лет создавались удивительно жизнеподобные скульптуры. Портреты Александра выглядели живыми по сравнению с застывшими и орнаментализированными рельефными портретами Дария, вырезанными на стене его дворца, — хотя это вовсе не означает, что изображения Дария уступали в своем воздействии. Однако с точки зрения стилистики резьба Ахеменидов воспринималась омертвевшими старыми формами в сравнении с исполненными жизненной силы греческими скульптурами.

Царская львиная охота, деталь резного фриза для Северного дворца Ашшурбанапала, Ниневия. Около 645–635 до н. э.

И всё же, если окинуть взглядом художественный мир Древней Месопотамии, от широко открытых глаз молящегося из Эшнунны до драматических сюжетов царских рельефов Ассирии, в нем можно рассмотреть идею пробуждения нового ви́дения, включающего в себя новые эмоции и новое течение жизни. Не все ассирийские рельефы строго подчинялись формулам придворного искусства — к примеру, здесь впервые возник образ, словно запечатлевший само время: стрела на царском рельефе Ашшурбанапала изображена висящей в воздухе между царским луком и львом, чью плоть она готова пронзить.

Глава 3. Эпоха утонченности