Читаем Творение. История искусства с самого начала полностью

Образы людей на плоту писались как с профессиональных моделей, так и с восковых фигур. Кроме того, Жерико просил позировать своих учеников — в том числе и двадцатиоднолетнего художника Эжена Делакруа. Эжен согласился лежать полуголым в мастерской Жерико на полноразмерном макете плота, заказанного у плотника, пока художник делал с него наброски, представляя, как лучше показать мертвого или почти мертвого человека (мы видим его фигуру в центре, на переднем плане, лицом вниз, с вытянутой рукой), передать бледные оттенки кожи, как у тех трупов, что он писал в больничном морге.

Позднее Делакруа пришел в мастерскую Жерико, чтобы увидеть большую картину. Вместо того чтобы расценить свой мертвый образ как дурное предзнаменование, он увидел в нем новый идеал красоты, исполненной ужаса, что произвело на него глубокое впечатление. Всю жизнь Делакруа будет развивать это странное представление о красоте, как будто пропитанной противоположными ей мотивами — жестокой грубостью и нескладностью форм, зачастую вызывающих почти отвращение. Тот же идеал он находил в поэзии и литературе — в книгах Шекспира, Гёте, Байрона и Вальтера Скотта[458]. Ясным формам и сдержанному колориту академической живописи — прежде всего Жака-Луи Давида — Делакруа противопоставил мрачный и неистовый жар романтической фантазии.


Теодор Жерико. Отрубленные конечности. 1818


Этот жар исходил от самой палитры — особенно от переливающихся и светящихся оттенков красного, напоминающих глубокий мерцающий свет витражей, а также красные цвета венецианской живописи, Тициана и Веронезе. Именно это остается в памяти от картин Делакруа, как будто их предметы постепенно растворяются, сюжеты стираются, и остается лишь вибрирующий алый, прочно связавшийся с именем художника. Кроме того, этот жар шел от неистовой энергии, напоминающей бурные композиции Рубенса, которые Делакруа использовал в сценах охоты на львов, где массивные фигуры зверей и людей клубятся в экстазе смертельной, кровавой схватки. В его картине «Смерть Сарданапала», изображающей последнего царя Ассирии в момент, когда он предает смерти весь свой гарем, чтобы затем уничтожить остальное свое богатство, ничего не оставив осаждающему город союзному войску противника, жестокость смешивается с эротизмом, создавая тревожное сочетание эроса и смерти.

Жар исходит и от революционного брожения. Самая известная картина Делакруа была написана в канун Июльской революции 1830 года во Франции, свергнувшей монархию Бурбонов. Свобода в образе женщины, ведущей вооруженный народ через баррикады и трупы павших товарищей, держит в руках мушкет и триколор — трехцветный флаг французской революции. Для Делакруа «Свобода, ведущая народ. 28 июля 1830 года» была еще одним напоминанием о «Плоте» Жерико, флаг — символом отчаянной надежды народа против прогнившего порядка. И всё же, как и в целом искусство романтизма с его неопределенностью, эту картину нельзя назвать однозначной пропагандой. Человек в цилиндре, изображенный слева от Свободы, стоит в тревожном раздумье, возможно, сомневаясь, стоит ли умирать за идею. Да и сама Свобода, кажется, колеблется — не из-за того, что с нее упали одежды, а из-за разительного контраста между ее чистыми революционными идеалами и окружающей ее реальностью — черным дымом и смертью. Героизм, как и красота, в послереволюционную эпоху романтизма оказался весьма сложным явлением.

Несмотря на политическую тематику, романтизм был для Делакруа чем-то очень личным. Его картины в основном были портретами его воображения. В отличие от Жерико, он не заботился об исторической реконструкции, его живопись не основывалась на бесконечных этюдах и исследованиях. Главным был сам образ, во всей его искусственности. Делакруа, к примеру, никогда не видел диких зверей, которых так любил писать, в их естественной среде — львов и тигров в нетронутых лесах или в схватке с другими животными, в том числе и людьми; вместо этого он делал наброски с них в зверинце парижского Ботанического сада, иногда в компании своего друга, скульптора Антуана-Луи Бари. И всё же его тигры такие же «отъятые от тьмы» создания, как в стихотворении Блейка, пусть даже своим яростным обликом они обязаны не жутким встречам в диких лесах, а наблюдениям за их кормлением в зоопарке.


Эжен Делакруа. Свобода, ведущая народ. 28 июля 1830 года (деталь). 1830. Масло, холст. 260 × 325 см


Перейти на страницу:

Похожие книги