Хатшепсут была великолепным правителем, она построила торговые пути и много способствовала процветанию и могуществу династии. Ее храм в Дейр-эль-Бахри был лишь одним из ее грандиозных архитектурных проектов в Фивах, которые стали осуществимы благодаря богатствам фараонов Нового царства: эти богатства приплывали из провинций, завоеванных могучей армией и простиравшихся от Месопотамии и Сирии до африканских стран к югу от Сахары.
Всего через сотню лет, в царствование Аменхотепа III, девятого правителя XVIII династии, величие империи достигло своего апогея, что нашло буквальное выражение в величайших каменных статуях фараона. До нас дошло больше статуй Аменхотепа III, чем любого другого фараона, и ни один фараон не развернул столь бурного строительства и не оставил своего следа на уже существующих храмах Египта и Нубии, превратив их, где это было возможно, в центры поклонения богу солнца Ра, создателя всего сущего. Аменхотеп III перестраивал старые и возводил новые храмы в Фивах, украшая их сотнями статуй богини-львицы Сехмет, а также построил собственный погребальный комплекс — крупнейший за всю историю Древнего Египта. Этот комплекс, однако, находился слишком близко к реке, и через несколько сотен лет после смерти фараона от него остались лишь две гигантские статуи Аменхотепа III, охранявшие вход: в римскую эпоху они стали известны как «Колоссы Мемнона». Статуи Аменхотепа воплощали славу Египта и зенит его могущества. Сам Аменхотеп считал себя инкарнацией самого солнца, средоточием солнечного культа, благодаря которому Ра ежедневно поднимался и проезжал по небу[40]
.Казалось, этот культ будет существовать вечно, но судьба внесла свои коррективы. Одним смелым решением второй сын Аменхотепа III, также носивший имя Аменхотеп, изгнал Амона-Ра, верховное божество с древнейших времен, а также сокола Гора и всех прочих богов, которым поклонялись от низовий Нила на севере до Нубии на юге. Их заменил всемогущий бог Атон — видимое, воплощенное солнце, от которого исходят лучи-ладони.
Чтобы закрепить этот судьбоносный переход, фараон взял себе имя Эхнатон и перенес царскую столицу в новый город Ахетатон (современная Амарна), построенный у известковых скал на берегу Нила между Фивами и Мемфисом. Здесь стали поклоняться Атону, то есть солнечному диску, и почитать солнце и свет в храмах под открытым небом: Эхнатон в окружении стражей ежедневно проезжал по городу в золоченой колеснице, символизируя зримое движение светила[41]
. Эхнатон даже сочинил восторженную поэму «Гимн Атону», которая известна из надписей на могилах высших сановников; этим гимном он прославлял «единого бога» Атона за создание всего сущего:Это была революция веры. Никогда раньше и нигде в мире так не почитали единого бога — даже Птаха, египетского бога-творца, создавшего мир своей мыслью.
Говорят, что отец Эхнатона женился по любви. Его жена Тия была незнатной, но красивой женщиной, которая обладала заметным влиянием при дворе. Многие статуи представляют ее сидящей рядом со своим супругом, причем их фигуры соразмерны, что необычно для изображения жены фараона.
Возможно, по примеру своей матери, или даже по ее наущению, Эхнатон тоже женился по любви: в его случае это была женщина, чьи изображения стали эталоном красоты — Нефертити. Их семнадцатилетнее правление, позднее названное «амарнским периодом», положило начало новому утонченному стилю в изобразительном искусстве Египта. На смену древним священным ценностям и строгим канонам пришло новое ощущение открытости чувств и нескрываемой радости жизни. Человеческая фигура стала более округлой, женственной, живот и бедра — чуть припухлыми, а голова — продолговатой и покатой, словно тянущейся за новым духовным знанием. Дух неограниченной власти как будто покинул их тела, уступив место идее удовольствия и плодовитости. Если ранее Хатшепсут изображалась мужчиной, то Эхнатон — напротив — чувственным и женственным, как и окружающий его мир: чья-то рука машет синей оливковой ветвью; по расписным полам дворца разлетаются утки. Мы видим, как Эхнатон и Нефертити, элегантные и влюбленные, проводят время в кругу семьи и наслаждаются обществом друг друга. В лучах египетского солнца она протягивает ему цветок — сцена полна дыханием жизни.