Творения

3. Другой же знаменитый между ними учитель, простираясь выше и как бы к более совершенному знанию, о первой Четверице говорит так: есть прежде всего некоторое Первоначало недомыслимое, неизреченное и неименуемое, которое я называю единичностью (monothV). С сею единичностью соприсутствует сила, которую называю единством (enothV). Сии единичность и единство, будучи одно, произвели, впрочем не производя собственно чего–либо отдельного от себя, — начало всего мысленное, нерожденное и невидимое, которое слово называет единицею (monaV). С сею единицею соприсутствует единосущная ей сила, которую опять называю единым (to en). Сии–то силы — единичность и единство, единица и единое–произвели прочие порождения эонов.

4. Увы, увы! и ох, ох! Ибо поистине уместны эти плачевные восклицания при такой дерзости в сочинении имен, какую он показал, без всякого стыда давая имена своему лганью. Ибо говоря: «есть некоторое, предшествующее всему, Первоначало недомыслимое, которое называю единичностью», и еще: «с сею единичностью соприсутствует сила, которую называю единством», очень ясно, он признался, что сказанное ест его собственный вымысел, и что он сам дал своему вымыслу имена, никем другим прежде недаванные. И ясно, что сам он осмелился сочинить такие имена, так что если бы он не явился на свет, то не было бы до сегодня имени для Истины. Но в таком случае ничто не препятствует и другому кому–либо для того же самого предмета назначить например, такие имена: ест некоторое Первоначало царственное, недомыслимое, сила, существующая прежде всякого существа, простирающаяся во всяком направлении. С нею соприсутствует сила, которую я называю Тыквою: с сею Тыквою соприсутствует сила, которую я называю Препустотою. Сия Тыква и Препустота, будучи одно, произвели — впрочем, не производя собственно чего–либо отдельного от себя — плод отовсюду видимый, съедомый и сладкий, каковой плод слово называет Огурцом. С сим Огурцом существует сила той же с ним сущности, которую я называю Дынею. Эти силы — Тыква, Препустота, Огурец и Дыня произвели остальное множество сумасбродных дынь Валентина. — Ибо если можно тот язык, который употребляется относительно вселенной, переделывать в роде первой Четверицы, и если кто–либо сам может назначать какие ему угодно имена, кто воспретит нам принят и эти имена, гораздо более других вероятные, как общеупотребительные и общеизвестные?

5. Другие из них, впрочем, следующими именами назвали первую и родоначальную осмерицу, именно: первое — Первоначало, потом — Недомыслимое, третье — Неизреченное, четвертое — Невидимое; и первым Первоначалом произведено, на первом и пятом месте, Начало, а Недомыслимым, на втором и шестом месте, произведено Непостижимое, Неизреченным, на третьем и седьмом месте, Неименуемое, и Невидимым, на четвертом и восьмом месте, Нерожденное. Это Плирома первой осмерицы. Сии силы существовали прежде Глубины и Молчания, как думают они, желая показаться совершеннейшими самых совершенных и более знающими, чем сами гностики. К таким справедливо было бы воскликнуть: пустословы мудрецы! Ибо и о самой Глубине у них много различных мнений. Одни говорят, что она не имеет четы, не есть ни мужеского пола, ни женского, и вообще не есть что–либо; а другие называют ее мужеско–женскою, приписывая ей естество гермафродита. Еще другие соединяют с нею Молчание, как супругу, чтоб образовалась первая чета.

Гл. XII. Учение последователей Птолемея и Колорваса

1. Но последователи Птолемее говорят, что Глубина имеет двух супруг, которых называют еще Расположениями (DiaqeseiV), — Мысль и Волю. Ибо она прежде, — говорят, — замыслила произвести, а потом захотела. Посему, от взаимного как бы срастворения сих двух расположений или сил, т. е. Мысли и Воли, произошла чета, состоящая из Единородного и Истины. Они вышли как видимые типы и образы двух невидимых расположений Отца: Ум — образ Воли, Истина — Мысли, и посему образ позднее рожденной Воли — мужеского пола, а образ нерожденной Мысли — женского. Таким образом Воля стала как бы силою Мысли, ибо Мысль всегда задумывала только произведение, но сама по себе не могла произвести, что задумала. Но когда превзошла к ней сила Воли, тогда произвела, что задумала.

2. Не видишь ли, любезный друг, что эти учители имели в виду больше Зевса Гомерова, который от беспокойства не спал, но все думал, как бы почтить Ахиллеса и погубить множество греков, чем Владыку вселенной, Который вместе с тем, как имеет мысль, и совершает то, что восхотел, и вместе с хотением имеет в мысли, что восхотел, Который имеет в мысли тогда, когда что хочет, и тогда хочет, когда имеет в мысли, будучи весь мысль (весь — воля, весь — ум, весь — свет), весь глаз, весь слух, весь источник всех благ.