Творения

20. 1. Посмотрим же теперь, что было столь великого в самом Сократе, коль скоро разумный человек искренне радовался тому, что был рожден в его времена. 2. Я не отрицаю, что Сократ был несколько разумнее прочих, которые считали, что природу вещей можно открыть с помощью разума. Я полагаю, что они были не столько безумны, сколько нечестивы в том, что хотели любопытными глазами проникнуть в тайны небесного Провидения. 3. В Риме и во многих городах, как мы знаем, есть некоторые священные места, которые, как считается, непозволительно посещать мужчинам. И вот те места закрыты для их взора, ибо не позволено их осквернять. Если же вдруг или по ошибке, или по какой случайности мужчина посетит их, преступление искупается сначала наказанием того мужчины, потом новым освящением [места]. 4. Что же ты сделаешь с теми, кто хочет проникнуть в запретное?

Безусловно, гораздо большими преступниками являются те, кто нечестивыми изысканиями оскверняют тайны мира и этот небесный храм, нежели те, кто вступают в святилище Весты, Благой Богини или Цереры. К тому же те святилища, хотя мужчинам и не дозволено входить в них, построены все же были мужчинами. 5. Те же философы не только избежали обвинений в нечестивости, но и, что гораздо позорнее, стяжали доброе имя за красноречие и славу за свой талант. А что, если бы они смогли что‑нибудь открыть? 6. Дело в том, что они настолько же слабы в убеждении, насколько дерзки в изыскании, так что не могут ничего ни открыть, ни, даже если бы открыли, защитить. 7. Ведь если бы они, пусть случайно, как чаще всего и случается, обнаружили бы что‑то верное, то позволили бы, чтобы другие философы изобличали это как ложное. Ведь никто не спускался с небес, чтобы дать суждение по поводу предположений каждого. 8. Поэтому никто, пожалуй, не усомнится, что те, кто разыскивали тайны, глупы, никчемны и безрассудны.

9. Так вот, Сократ имел некоторое благоразумие, ибо когда он понял, что нельзя открыть тайны мира, отказался из подобных изысканий. И я боюсь, что только в этом [он и был благоразумен]. Ибо многое у него было не только не достойно похвал, но и достойно порицания, в чем он был подобен другим философам. 10. Из всего этого я выберу одно [заблуждение], ибо оно всеми было удостоено похвалы. Сократ произнес такую крылатую фразу: «Что выше нас, то для нас ничто не значит».[369] 11. Давайте же согнемся к земле и руки, данные нам для совершения прекрасных творений, обратим в ноги. Ничто для нас небо, ради созерцания которого мы подняты на ноги, ни к чему нам и сам свет, который, конечно же, ради нашей жизни исходит с небес. 12. Если Сократ понял [для самого себя], что не следует рассуждать о небесных вещах, [то в действительности] он не мог понять даже того, что находится у него под ногами. Что же? Может быть, он плохо выразился? Вряд ли. Без сомнения, он понимал, что говорил о том, что совершенно не следует подчиняться религии. Но если бы он сказал это открыто, то никто бы с этим не согласился. 13. Ведь кто не поймет, что этот мир,

столь удивительным образом устроенный, управляется каким‑то Провидением, ибо нет ничего, что могло бы существовать без всякого руководства. 14. Так и дом, покинутый жителями, разрушается, и корабль без кормчего идет ко дну, и тело, когда его покидает душа, гибнет. И уж конечно, полагаем мы, такая громада мира не могла бы ни появиться без Создателя, ни сохраняться столь долго без Правителя. 15. Ведь если бы он хотел ниспровергнуть широко известные народные религии, я бы не осуждал его. Я даже стал бы его славить, если бы он нашел то, что лучше тех религий. Но он же клялся собакой и гусем. О, человеческий шут, как сказал бы эпикуреец Зенон,[370] никчемный, бесчестный, пропащий, если он хотел осмеять религию, и безумный, если всерьез делал это, чтобы считать в качестве бога отвратительнейшее животное! 16. Кто же осмелится опровергать суеверия египтян, если Сократ упрочил их своим авторитетом афинянина? Не то ли является высшим безумием, что перед смертью он просил своих домочадцев, чтобы они от его лица принесли в жертву Асклепию петуха, которого тот обещал? 17. Может быть, он боялся, как бы у судьи Радаманта[371] не оказаться ответчиком перед Асклепием? Я бы счел его помешанным человеком, если бы он умирал, будучи поражен болезнью. Поскольку же он это совершил, будучи в здравии, является безумцем тот, кто считает, что этот Сократ был мудрецом. Вот, чьи это были времена, в которые, как радовался разумный человек, ему довелось родиться.