Творения

3. Мне, постоянно размышляющему о таком величии [Бога], удивительно, насколько слепы, насколько безрассудны, насколько неразумны, насколько уподоблены безмолвным животным те, кто почитают богов, те, кто верят, что рожденные от соития мужа и жены могут иметь нечто от божественного величия и добродетели, как говорит Эритрейская Сивилла:

…разве

Могут богов создавать мужские и женские чресла?'

4. Если же это действительно так, то ясно, что Геркулес, Аполлон, Либер, Меркурий и сам Юпитер и прочие являются людьми, поскольку они рождены от [соития] двух полов. 5. Что же столь чуждо Богу, как не потребность, которую Он сам даровал смертным для создания потомства и которая не может существовать без телесной субстанции? Если же боги бессмертны и вечны, то зачем им нужен противоположный пол, если тот, кто будет существовать вечно, не нуждается в потомстве? 6. А ведь действительно, различие полов, соитие и способность к деторождению для людей и других живых существ не имеют никакой иной цели, как только возможность через потомство сохранить весь род живущих, поскольку он подвержен смерти. Богу же, Который вечен, не нужны ни противоположный пол, ни потомство. 7. Кто‑нибудь скажет, что [Богу это необходимо], чтобы Он имел либо слуг, либо тех, в отношении кого мог бы повелевать. Зачем же Ему необходим женский пол, когда Бог, Который всемогущ, может производить на свет детей без близости и участия женщины? 8. Ведь если Он даровал каким‑то ничтожнейшим животным то, чтобы они принимали себе детенышей со сладких злаков и листьев,[92] отчего же кто‑то считает, что сам Бог не может рождать иначе, как не из смешения полов? Так вот, никто столь не безрассуден, как тот, кто не понимает, что те, кого несведущие и неразумные люди именуют богами и кого почитают словно богов, смертны. Отчего же, скажет кто‑нибудь, они считаются богами? Без сомнения, потому что они были великими и могущественнейшими царями, и в благодарность за их добродетели или благодеяния, или за изобретения ими искусств, и поскольку они были дороги тем, над кем они правили, в память [об этом] они были причислены к богам. Если же кто‑то сомневается, пусть рассмотрит их подвиги и деяния, о которых сообщали не только все поэты, но и древние историки.

9.1. Геркулес, считающийся за доблесть свою самым славным среди богов и подобным Африкану,[93] разве землю всю, которую, как рассказывают, он обошел кругом и очистил [от чудовищ], не осквернил бесчестьями, сладострастием и прелюбодеянием? И это неудивительно, поскольку сам он был рожден от прелюбодеяния Алкмены.[94] Что же могло быть божественного в нем, который, охваченный своими пороками, и мужчин, и женщин покрыл, вопреки всем законам, позором, срамом и бесчестьем? 2. Но то, что совершил он великого и удивительного, не следует считать тем, что обычно приписывается божественным добродетелям. Что же славного в том, что он одолел льва и вепря, что поразил стрелами птиц, что вычистил царский хлев, что победил женщину — воительницу и отнял у нее пояс, что убил необузданных коней вместе с хозяином? То были деяния могучего мужа, т. е. человека. 3. Те, над кем он одержал победу, были слабыми, смертными существами. Нет же, как говорит оратор, такой силы, которую нельзя сокрушить и одолеть железом или большей силой.[95] 4. Самое же славное — укротить душу, сдержать ярость, чего тот [герой] никогда не делал и не мог [сделать]. Того, кто совершает такое, я не ставлю в один ряд с выдающимися мужами, но считаю уподобившимся Богу. Я предпочел бы, чтобы Геркулес обратился от сладострастия, разнузданности, алчности и высокомерия, достиг той доблести, которая уподобляет Богу. 5. Ведь более славным следует считать того, кто одолел необузданную, заключенную в самом себе дикую ярость, нежели того, кто победил льва; того, кто сдержал алчущие страсти, нежели того, кто убил кровожад — нейших птиц; того, кто победил сладострастие — победителя стыда и совести, нежели того, кто взял верх над воительницей — амазонкой; не того, кто выгреб нечистоты из хлева, а того, кто избавился от пороков своей души, которые для многих губительны, поскольку являются собственным и личным злом, а не тем, от чего можно убежать или спрятаться. 6. Поэтому получается, что славным должен считаться лишь тот муж, кто сдержан, благоразумен и справедлив. Если бы кто‑либо понимал, каковы деяния Бога, тот все бы, чем восхищаются наиглупейшие люди, посчитал бы смехотворным. Ибо те [глупцы] измеряют все не божественными добродетелями, о которых ничего не ведают, но слабостью своих сил.