27. Я, право же, никогда не видел, чтобы кто‑то сетовал на погибель свою. Но, возможно, тот видел какого‑то эпикурейца, который, пока умирал, философствовал и при последнем издыхании рассуждал о погибели своей. 28. Каким образом он может дать знать, чувствует ли он разрушение души или освобождение ее от тела, когда язык умолкает при смерти? Ведь пока человек чувствует и может говорить, он еще не мертв, когда же умрет, уже не может ни чувствовать, ни говорить. Итак, сетовать по поводу смерти он или еще не может, или уже не может. 29. «Но ведь прежде, чем умереть, он понимает, что умирает». Как же насчет того, что мы видим, как многие из умирающих сердятся не на погибель свою, как он говорит, а свидетельствуют, что они уходят, исходят, удаляются, и это либо показывают жестами, либо, если еще в состоянии, произносят вслух? Из этого явствует, что происходит не погибель, но отделение [души], которое‑то и доказывает, что душа сохраняется.
30. Прочие доводы эпикурейского учения направлены против Пифагора, рассуждавшего, что души уходят из истощенных старостью и смертью тел и поселяются в новых, только что рожденных [телах], и что эти души вечно возрождаются то в людях, то в скоте, то в зверях, то в птицах и таким образом являются вечными, ибо постоянно меняют обиталища различных и несхожих тел. 31. Эту идею безумного человека, поскольку она смешна и скорее достойна комедии, нежели школы, не следует даже всерьез опровергать. Кто это делает, видимо, боится, как бы кто‑нибудь в это не поверил. 32. Нам следует обойти молчанием то, что можно сказать как в защиту, так и в опровержение ложного. Достаточно того, что были опровергнуты [более основательные] доводы, которые выдвигались против истинного.
13.
1. Я показал, как полагаю, что душа не подвержена разложению. Остается привести свидетельства, авторитетом которых подкрепились бы мои доводы. 2. Однако сейчас я не стану приводить в доказательство пророков, разум и наитие которых пригодны д ля того, чтобы стало понятным, что человек сотворен для служения Богу и для бессмертия, но сошлюсь на тех, кому безусловно поверят те, кто отвергают истину. 3. Гермес [Трисмегист], рассуждая о природе человека, чтобы показать, каким образом человек был сотворен Богом, сказал следующее: «И тем самым сотворил его из двух природ, из бессмертной и смертной, и поместил его между вечной и неизменной природой и природой временной и изменчивой, чтобы он мог все видеть и всему удивляться». 4. Впрочем, возможно, кто‑то относит [Гермеса Трисмегиста] к числу философов, хотя он, причисленный к богам, и почитается египтянами под именем Меркурия, все же авторитета у него не больше, чем у Платона или Пифагора. 5. Итак, подыщем более ценное свидетельство. Некий Полит обратился с вопросом к Аполлону Милетскому, остается ли душа после смерти или разрушается, и тот ответил такими стихами:6. Пока душа узами крепкими связана с телом, Тленным, страданьям она уступает покорно, Путы телесные сбросив же, вольно К небу возвысится, тело оставив, Как повелел ей Промысел тот первородный.
А что? Разве Сивилловы песни не показывают, что это так, когда прорицают, что когда‑то Бог будет судить и живых, и мертвых? Свидетельства из этих песен мы приведем чуть позже. 7. Стало быть, ложным является положение Демокрита, Эпикура и Дикеарха о тленности души. Они, разумеется, не дерзнули бы рассуждать о гибели душ в присутствии какого‑нибудь мага, который бы знал из заслуживающих доверия (древних] песен, что души вызываются из ада, присутствуют, [даже] позволяют человеческим глазам видеть себя, говорят и предвещают будущее. Если бы эти философы отважились на этот спор, то были бы повержены самим фактом и наличными доказательствами. 8. Но поскольку они не постигли смысла души, который столь тонок, что уклоняется от глаз человеческого ума, то и говорили, что душа смертна.
9. Что же насчет Аристоксена,[715]
который вообще отрицал существование хоть какой‑то души, даже когда она живет в теле? Но, говорит он, как в кифаре от растяжения жил выходит согласный звук и мелодия, который музыканты называют гармонией, так и в телах из соединения внутренностей и из энергии членов возникает сила чувственности.[716] Безумнее этого он ничего не мог сказать! 10. И вот хотя он имел невредимые глаза, все же обладал слепым сердцем, которым он не видел, что живет и обладает разумом, благодаря которому об этом рассуждал. 11. Однако большинство философов доходят до того, что полагают, будто вообще не существует того, чего не видят глаза, в то время как проницательность ума, должно быть, острее взора тела при постижении того, чья сила и смысл скорее ощущаемы, нежели видимы.