Творения

16. Что же означает эта столь волнующая и столь чуткая забота? Что за надежный приют? Что за удаление и куда, к женщине ли, или в уединение? Далее, что за изменение имени? Наконец, что за столь ярое исступление скакунов? Что все это означает, если не рассказ о позоре и девичьей, по крайней мере, любви? 17. Ясно, что столько усилий она приложила ради столь верного юноши, который отверг домогательства влюбленной в него мачехи.

18.1. Этим отрывком должны быть изобличены также те, кто, хотя и допускают, что богами стали люди, все же прославляют и превозносят их либо за доблесть, как Геркулеса, либо за дары, как Цереру и Либера, либо за изобретения искусств, как Эскулапа и Минерву. 2. Я на отдельных фактах покажу, что весьма вздорно, весьма недостойно все то, из‑за чего люди оскверняют себя непростительным злодеянием и становятся врагами Богу, когда, оставляя Его без внимания, устанавливают священнодействия в честь смертных.

3. Они говорят, что это добродетель поднимает людей на небо; однако [имеют в виду] не ту добродетель, о которой рассуждают философы и которая относится к достоянию души, но ту телесную [доблесть], которая утверждается героическими поступками и которая, поскольку у Геркулеса она была исключительной, обеспечила ему, как считается, бессмертие. 4. Кто глуп и вздорен настолько, что полагает телесную силу богоподобной или считает человеческое [состояние] значительным, в то время как люди гибнут от более сильных животных, часто изнемогают от единственной болезни или ослабевают от старости и умирают?

5. Так вот, тот Геркулес, когда увидел, что мускулы его становятся безобразными от язв, не захотел излечить себя, не захотел дожить до старости, только чтобы никогда не увидеть себя более слабым и обезображенным. 6. Полагают, что он поднялся на небо из костра, на котором сжег себя заживо. Те самые подвиги, которые вызывают столь нелепейший восторг, были запечатлены в изваяниях и увековечены в изображениях, чтобы вечно пребывали памятники для подтверждения глупости тех, кто верит, что богами становятся вследствие убийства дикий зверей. 7. Но в этом, по — видимому, вина греков, которые всегда принимают ничтожнейшие деяния за величайшие [подвиги]. 8. Неужели наши в этом мудрее, когда они презирают атлетическую доблесть, поскольку она ничему не противодействует, но царственной [доблестью], за то, что она имеет обыкновение наносить повсеместно ущерб, восхищаются настолько, что полагают, будто бы храбрейшие и воинст — веннейшие полководцы находятся в числе богов и будто бы не существует никакой иной дороги к бессмертию, кроме руководства войском, захвата чужого добра, уничтожения городов, разрушения крепостей, убийства или порабощения свободных людей? 9. Чем больше, очевидно, они избивали людей, грабили их и убивали, тем более благородными и более славными они себя считали, и, привлеченные образом пустой славы, присвоили себе своими злодеяниями имя добродетели. 10. Я бы предпочел, чтобы [люди] выдумывали себе богов [из героев], убивавших диких зверей, нежели прославляли бессмертие, купленное ценой такой крови. Если кто‑то умертвил одного человека, то он слывет за нечестивца и преступника, и полагают, что у него нет права вступить в земное обиталище богов. Зато тот, кто убил неимоверное множество людей, кто залил поля [сражений] кровью, кто обагрил ею реки, не только [впускается] в храм, но и возводится на небо. 11. У Энния так сказал Африкан:

Если кому и позволено в небо к бессмертным подняться,

Мне одному отворятся великие неба ворота.[170]

Надо полагать, за то, что он убил и искалечил невероятное количество людей. 12. О, в каких потемках пребываешь ты, Африкан! Или, вернее, [как заблуждаешься ты], поэт, когда полагаешь, что через убийство и кровь открывается людям вход на небо! 13. С этим пустословием соглашается и Цицерон. «Да, Африкан, — говорит он, — ведь и Геркулесу те врата открыты по той же причине».[171]14. Будто бы Цицерон сам был привратником на небе, когда это происходило! Я даже не могу определить, плакать мне или смеяться, когда я вижу, что почтенные ученые и, как они сами себе кажутся, мудрые мужи катятся по волнам достойных сожаления заблуждений. 15. Если то, [что приписывают Геркулесу и Сципиону], есть добродетель, которая нас делает бессмертными, я предпочту умереть сам, чем погубить множество людей. 16. Если нельзя получить бессмертия иначе, как только через кровопролитие, что же будет, если все согласятся жить в согласии? Что, действительно, произойдет, если, презрев пагубное и преступное безумие, люди захотят стать незлобивыми и справедливыми? 17. Неужели тогда никто не будет достоин неба? Неужели исчезнет добродетель, если людям не дано будет творить жестокость в отношении [других] людей? Однако те, кто высшей славой считают разрушение городов и [покорение] народов, не стремятся установить мир для народов; они нападают, свирепствуют и, неся несправедливость, разрушают человеческую общность, чтобы они смогли иметь врага, от которого потом более сами страдают, нежели его беспокоят.