Творения

Новациан, не смотря на все неудачи свои, не переставал искать себе последователей. Когда прежние посольства его в Африку оказались безуспешными, он снова отправил туда четырех приверженцев своих, в числе которых был и Новат. Но Корнелий поспешил уведомить об этом Киприана и, вместе с тем, коротко очертил свойства и поведение послов Новациановых[86]. Во-время предупрежденный, епископ карфагенский озаботился принять меры к охранению православных от нового покушения на их чистую веру, обличил и посрамил нечестивых и с ног до головы покрытых преступлениями возмутителей церковного спокойствия, а Корнелию описал, в свою очередь, Новата такими красками, что епископ римский, обнародованием ответного письма его, мог лучше всего открыть глаза многим, кто и каковы сообщники и единомышленники Новациана[87]. Впрочем в Африке один из епископов едва был не увлечен в раскол хитрыми обманщиками – это был епископ нумидийский, Антониан. Узнавши об его колебании между Церковию в расколом, св. Киприан написал к нему обширное письмо, в котором показал весь ход дела о падших, разъяснил римские происшествия и представил несообразность Новациановых требований, касательно падших со словом Божиим[88]. Вероятно, Антониан принял вразумление. Другое зло, сделанное, около этого времени, теми же приверженцами римского раскольника, касалось еще ближе св. Киприана – они провозгласили некоего Максима епископом карфагенским. Но обман был так очевиден, что обманщики не получили от него никаких выгод. Св. Киприан не считал даже нужным писать об этом в Рим, потому что, не за долго пред тем, он послал Корнелию список имен всех православных епископов в Африке, дабы он и другие епископы Италии знали, кому можно было писать и от кого следовало принимать им письма.

Так прошел год со времени возвращения св. Киприана из места удаление его, в гонение Декиево. Внутренний мир Церкви утверждался более и более. Правила, положенные для охранения чистоты Церкви и исправления немощных членов ее, соблюдались православными с такою точностию, что некоторые епископы африканские не решались сами собою ослабить церковное покаяние даже для таких лиц, которые по обстоятельствам, заслуживали снисхождения, и обращались за советом к главному предстоятелю своей Церкви, а сей последний предоставлял подобные вопросы решению соборному[89]. Но наступали снова тяжелые времена, как для Церкви вообще, так в частности, для св. Киприана, которому суждено было успокоиться только с мученическою кончиною своею.

В 252 году, после пасхи в Карфагене, по обычаю, состоялся собор. На нем рассмотрены были жалоба одного епископа, Фида, на исповедника и епископа Терапия, преждевременно давшего мир некоему Виктору, бывшему прежде пресвитером, а потом падшему, и вопрос того же Фида о крещение младенцев. Собор положил сделать выговор Терапию, не лишая, впрочем, Виктора дарованного ему мира, а касательно крещения младенцев, подтвердил общий обычай крестить их во всякое время, начиная со дня их рождения, и не дожидаться восьмого дня, как предлагал Фид, по своим, довольно странным, соображениям[90]. Когда, таким образом, собор мирно занимался своими делами, на него явился некто Приват, бывший прежде епископом в Нумидии, но за различные преступления, еще при Донате епископе карфагенском, лишенный своего сана собором 90 епископов. С ним были три сообщника его: Феликс, Иовиан и Максим, лишенные, также, священства. Все они требовали пересмотреть их дело, надеясь оправдания, но так как Отцы собора хорошо знали этих людей, то не хотели выслушать их и решительно отвергли их требования. Тогда Приват соединился с партиею Фелициссима и решился действовать по примеру Новациана. Он объявил Киприана недостойным епископского сана и на место его посвятил Фортуната, одного из известных пяти пресвитеров карфагенских, осужденных на прежнем карфагенском соборе. За тем Фортунат, как бы действительный епископ, отправил Фелициссима и многих других в Рим, с известием о своем посвящении и с обвинениями на законного епископа карфагенского.