Творения

О, славные мученики! По заслугам ни в чем не отказано вам, которых питает надежда вечности и света, преданность которых всецела и ум занят небесным служением. Достойно, говорю, достойно позволено желать всего вам, которые в душе своей презрели этот мир, и отвратили лице от этой жизни. Каким бы образом лишение зрения устрашило того, для которого этот мир служил темницей, а жилище в продолжении всей жизни – заключением? Таким образом, поелику торжествующие приобретают победу, возвышаясь над этими несчастиями, то не тот победитель, которого, при торжественном шествии, возвышало пустое честолюбие или превозносила толпа, но тот, которого, за пламенную любовь к небесному, Господь сопричислил к своему царству. Итак, важно и достойно почтения одно то, что освобождает от смерти, что сообщает жизнь и дарует вечное царство со святыми. То прилично богатым, необходимо бедным и прилично всем, чем восхищаются добрые, возвышаются униженные и венчаются избранные. Пекущийся о всех Бог даровал в мученичестве как бы некое врачевство жизни, когда одним усвояет его за заслуги их, а другим дарует его по милосердию своему. Мы видели, что очень многие, знаменитые своею верою, приступали к почести этого наименования, чтобы смертью запечатлеть покорность обету. Но также часто видели, что иные потому стояли неустрашимо, что желали искупить содеянные грехи чрез омытие в крови своей, и чрез смерть надеялись опять получить жизнь те, которые при жизни считались мертвыми. Таким образом смерть соделывает жизнь более безопасною, смерть возвращает погубленную славу; потому что мученичеством снова получается потерянная уже надежда, мученичеством вполне восстановляется спасение. Подобным образом, – когда на засохших полях начнут пропадать посевы и земля станет разогреваться под поблекшей травой, тогда нужно выкопать источник на высоких холмах и текущими ручьями напоить жаждущую пашню, чтобы орошенное поле покрылось обильным всходом и во время дождя колебалась колосистая жатва.

Итак, возлюбленнейшие братья, что больше представлю вам, что скажу еще? Когда все достоинства мученичества соединяются воедино, то возмущается дух, слабеет чувство, и, при всем моем напряжении, слово – как невыразительное – умолкает. Да и можно ли высказать все вполне? Потому что, когда изобразишь сущность вечного спасения, тотчас приходить на мысль стремление к славе, – если скажешь об этом, то предстоит уже величие. Предметы сходные и вместе приходят на мысль, и не знаешь, что достойно изобразить. Так примеры мученичества с противоположных сторон удержали порывы смелой речи, как бы связавши их. Какое слово, какое напряжение, какие усилия будут достаточны для изображения такого дара? Вследствие краткого исповедания (имени Христова) прекращаются бедствия, начинается радость, открывается царство, уготовляется владычество, оставляется наказание, изгоняется смерть, является жизнь, и разрушаются супротивные оружия беспокойного врага. Если есть прегрешение, оно погибает, – если есть преступленье, оно исчезает. Прошу вас, взвесьте все это в уме своем, и из нашей речи усвойте столько, сколько можете усвоить. Пусть предстанет пред взоры ваши тот день, когда, с одной стороны, непоколебимая преданность, пред очами народа, пред очами всех, будет противостоять земным мучениям и угрозам века, и когда, с другой стороны, устрашенные души и смущенные умы будут трепетать от ужаса при малодушном страхе ободряющих; какое тогда будет беспокойство, какое усильное желание молитв, сколько обетов вспомянется тогда, когда победный венец будет зависеть от колеблющейся победы и от непредвиденных случайностей, и когда пагубный, и яростный крик возжжется гневом, воспламенится безумием и наконец вознеистовствует страшными угрозами. И всякий должен знать, в чем тогда дело: чтобы ни от болезней ран, ни от ударов пыток не поколебались – как бы уже презренная наша немощь и как бы мгновенная вспышка человеческого мужества; нет, нужно быть твердым человеку, и не колебаться, – находиться в пытках, и не быть побеждену, или лучше – в самой казни, которой подвергается, находить для себя укрепление.