Творения. Ч. 2. Толкование на пророка Исаию

Пророческое слово отсылает нас к известному и всеми исповедуемому дню. «В день оный» — то есть в последний из всех дней, которого не пресекает ночь, не ограничивает время, которому не полагает начала и конца вещественный свет. Это день единственный, себе самому подобный, неподвижный, невечерний, непреемственный. Итак, «в день оный вознесется Господь един», когда падет всякое горделивое мудрование. Вся же светлость Блаженных Сил, хотя бы это был Пророк или Апостол, хотя бы это были святые премирные Силы, исчезнет пред избытком сияний оной славы, потому что по явлении истинной высоты все будет признано низким. Представь сказанное по какому–либо примеру из встречающегося в жизни. Пусть будет город, населенный ремесленниками, которые дневной работой едва снискивают необходимое для жизни; здесь есть несколько людей, которые достаточнее убогих до преизбытка, и бедные пока их ублажают и дивятся им; потом приходит в город царь, богатейший из всех царей, у которого много золота, много серебра, много камней драгоценных, частью помещенных в царском уборе, а частью выставленных напоказ, красота и множество одежд беспримерны, множество слуг и копьеносцев превышает всякое число, расходы неописанны, неисчислимы верблюды и мулы, на которых перевозится богатство, кони, употребляемые для услуги и для торжественных шествий, убраны золотом и багряными покровами. Что почувствует при этом зрелище бедный тот народ, который дотоле удивлялся преимуществовавшим в немногом? Не устыдится ли собственного своего суждения? Не станет ли, при сравнении с превосходным, всех презирать, свидетельствовать же о славе и богатстве одного, истинно богатого? Так, пока сокрыты высота и величие премудрости и силы Божией, поставленным в крайней нищете многое кажется высоким и великим. Но когда явится истая премудрость и истинное могущество, тогда никто не будет признан премудрым и сильным. Так некогда и Моисей признавал себя «худогласным и косноязычным» (ср.: Исх. 4, 10), потому что слышал говорящего с ним Бога. И Авраам, когда увидел Бога, исповедал о себе, что он «земля и пепел» (ср.: Быт. 18, 27). Посему никто, удостоившийся взирать на благость и премудрость Божию, не станет себе или другому приписывать премудрости или силы, ибо все святые подобны свету светильников, в полный полдень затмеваемому солнцем.

(12) «День бо Господа Саваофа на всякаго досадителя и горделиваго».

Может быть, первый грех есть досаждение (презорство) и гордыня, потому что диавол, сделавшись досадителем от пресыщения дарованными ему благами, отступил от Бога и отторгнул с собой сопротивные силы, говоря: «выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе высоце, на горах высоких, яже к северу; взыду выше облак, буду подобен Вышнему» (Ис. 14, 13–14). Поэтому с сего же начинается и отмщение. И если кто «разгордевся в суд» впал «диаволь» (ср.: 1 Тим 3, 6), то и осужден будет вместе с началовождем и как бы зиждителем гордыни, ибо Господь «гордым противится» (ср.: 1 Пет. 5, 5). Началом гордыни бывает обыкновенно презорство. Кто презирает и считает за ничто других и одних признает бедными, других — людьми низкого происхождения, иных же — невеждами, тот вследствие такого презорства доходит до того, что почитает себя одного мудрым, благоразумным, благородным, богатым, сильным, и презрение служит для него началом гордыни. Ибо гордиться — значит прилагать усилие стать выше других, а чтобы достигнуть сего, человек уничижает ближнего, превозносит же себя самого. И презорство есть начало гордыни, и гордыня — злое порождение презорства. Посему и отмщение «на всякаго досадителя и горделиваго», потому что сродные грехи и наказываются подобным образом. Итак, славный день Господень принесет с собой отмщение «на всякаго досадителя и горделиваго». Но мы, бедные, каждый день предаваясь сим порокам, и не разумеем, как злогрешим. «Досадители» (злоречивые) «Царствия Божия не наследят» (ср.: 1 Кор. 6, 10). А мы предаемся злоречию и злословию, не разумеем, что слова, которые теперь произношу, станут против меня в день Суда, пресекут мне путь и сделаются как бы стеной, чрез которую нельзя перейти. Кто из нас не превозносит сам себя? Кто не презирает ближнего? Но презорство важнее злоречия. Ибо последнее есть бесчестие, наносимое только словом, а презорство имеет в виду пристыдить оскорбляемого самым делом. Конечно, возможно высокому ныне, если захочет, снизойти до смирения смиренных; и есть опасность, что смиренный ныне будет приведен в возношение гордых. Ибо самая мысль о себе, что дошел до высоты смирения, служит поводом к возношению, и превозноситься над тем, кто по–видимому великий грешник, есть уже страшная гордыня, которую допустил в себе фарисей пред мытарем.

«И на всякаго высокаго и величаваго».