Всем этим вопервых обнаруживается, какую веру должны мы иметь в Бога; а вовторых обнаруживается, что тогда только следует нам именоваться истинно верными, когда исполняем заповеди Его. Ибо без таких дел мертва вера наша, и мы еще мертвы. Испытай же, брате, себя самого добре; и если найдешь, что ни в чем сказанном не имеешь недостатка, но все то творишь с великим усердием и теплым сердцем, то уразумеешь тогда, что вместе со светом веры имеешь ты и непостыждающую надежду; не ту надежду, которая пораждается самомнением и тщеславием в погибающих, и каковой надежды прелести и лжи не может познать никто из тех, которые питают ее, но надежду, говорю, добрую, истинную, и которая бывает вместе с истинным и необманывающим светом веры, и поверх которой узришь ты возседающую, как на Херувимах, любовь, которая есть Бог. Когда обретешь ты таким образом сию любовь и узришь ее, с тех пор и после не захочешь уже много пытать ни о чем будущем и невидимом, даже и других будешь заставлять не говорить ни о чем таком, станешь убеждать их не пытать ни о чем из этого; и не заводить споров и состязаний о том, что имеет быть в другой жизни, поколику сам ты из того своего опыта познал, что все будущее и невидимое неизъяснимо и недомыслимо. Если же ты не сделал еще того, что может тебе первому дать познать, что ты истинно верный христианин, — но по сличению с неверными, ты — верный, а по сличении с верными, совестию своею обличаешься, яко неверный, — и не имеешь еще совершенной надежды и удостоверения, что имеешь быть в числе спасенных, и не можешь говорить, как говорил св. Павел: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее соблюдается, мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия
(2 Тим. 4:7, 8): то, что пытаешь и спрашиваешь узнать, будут ли святые знать друг друга в царствии небесном, когда приидут в созерцание Бога, Который выше всего, и будут зреть Его? Скажи мне, какая тебе польза от этого изыскания? Желал бы я узнать от тебя, какую пользу получишь ты, не имеющий части со Христом, но, как мы сказали, обличаемый совестию своею, что не сохранил заповедей Его, если узнаешь о покое, славе, утешении и блаженном состоянии святых, какого сподобятся они в царстве небесном? Наверное никакой не получишь пользы, но больше еще навлечешь на себя осуждение за то, что при всем том, что познал такие высокие предметы, презираешь их и не хочешь отбросить самомнение и тщеславие и стяжать смирение. Но спрошу тебя и еще, и ты мне ответь спокойно и кротко; если, например, какое–нибудь малое дитя, которое не узнало еще первых букв азбуки, — если, говорю, такое дитя начнет спрашивать истолкования того, что относится к грамматике и риторике; то какой разумный человек согласится отвечать хоть одним словом на такие неразумные вопросы, а не прогонит его скорее, как несмысленное, детски мудрствующее и ищущее без толку то, что выше сил его? Если же справедливо так поступить в этом случае, земном и ничтожном, не тем ли паче надлежит так поступить в отношении к тому, что выше слова, и разума, и всякаго чувства? Впрочем если кто и не выучится сам читать, то ничего нет страннаго и дивнаго, если, слушая сочинения, написанныя еллинами, будет понимать их, как писанныя на его языке, и о предметах, не превышающих его смысла: ибо слово еллинов — для вещей чувственных, и сказания их суетны и о суетном. Но те предметы, о которых ты спрашиваешь, не таковы. Они суть таинства сокровенныя и недомыслимыя, как говорит Пророк Давид: приклони небеса и сниде, и мрак под ногама Его (Пс. 17:10). Какой это мрак? Плоть Господа. Сошел Он и облекся плотию, как облаком примрачным. Далее говорит Пророк; и взыде на Херувимы и лете: лете на крилу ветреню. И положи тму за кров Свой (Пс. 17:11, 12).