1. Братия мои возлюбленные! Хочу беседовать с вами о душеспасительных предметах, и стыжусь (свидетель мне Христос — истина!) любви вашей, зная мое недостоинство. Потому желал бы ( как ведомо то Господу ) всегда молчать, и очей своих не поднимая, чтобы воззреть на лице человека, так как обличает меня совесть моя, что определен, не будучи того достоин, быть руководителем всех вас, как будто знаю путь добродетели — я, который не знаю даже того, что под ногами моими, и еще не вступал на путь Божий. Почему много скорблю, что я смиренный присужден руководить вас честнейших меня, которых самому мне надлежало бы иметь своими руководителями, потому что я ниже всех вас и не имею слова, свидетельствуемаго и подтверждаемаго моими делами и жизнию моею, чтобы действовать на вас, воспоминая вам о законе Божием и о святой воле Его. Ибо знаю, что никогда ничего не делал из того, что хочу сказать вам, а мне хорошо очень известно, что Господь и Бог наш не того ублажает, кто только учит, но того, кто прежде творит, а потом учит.
Итак, заповеди Христовы да будут единым общим для всех нас путем, который бы вел нас на небеса и к самому Богу. Хотя слово объявляет много путей, много указывает способов, могущих привесть человека в царство небесное, но в самом деле путей немного, а один путь, только он разделяется на многие пути, сообразно с силою и произволение каждаго. Ибо каждый из нас начинает особыми делами и деланиями, как–бы мы начинали движение из разных мест и городов, стремясь однакожь придти в одно и тоже место, т. е. в царство небесное. Когда слышим о деланиях и путях тех людей, которые жительствуют по Богу, то должны разуметь под этим духовныя их добродетели. И те, которые начали шествовать ими, должны все одно иметь в виду и к одной стремиться цели, чтобы всем из разных стран и мест собраться в один город, т. е. в царство небесное, и сподобиться соцарствовать Христу, покорствуя единому Царю, т. е. Богу и Отцу.
Итак, один указали мы город; идущие же в него хотя идут из разных стран, но путь каждаго одинаков со всеми другими: это любовь. Мы имеем святую и нераздельную троицу добродетелей — веру, надежду и любовь, и последняя — первая есть, и большая всех, как предел доброт (нравственных). Ею удомостроительствована вера наша, на ней основана надежда и без ней ничто из сущаго не происходило и никогда не произойдет. У этой любви много имен и дел много, и признаков ея преобильно, и свойств премногое множество. Но существо ея одно и для всех совершенно непостижимо, и для ангелов и для людей, и для всякой другой твари, нам, может быть еще неведомой. Она неизъяснима словом, неприступна в славе, неизследима в советах. Она и вечна, ибо безвременна. И незрима она, ибо умопредставляется, но не постигается. Много красот у ней, нерукотвореннаго и Святаго Сиона, которыя как только начнет кто узревать, престает уже утешаться привлекательными видимостями мира и любить славу его.