Творения и Гимны

Оставьте меня одного заключенным в келлии; отпустите меня с одним Человеколюбцем — Богом; отступите, удалитесь, позвольте мне умереть одному пред (лицом) Бога, создавшаго меня. Никто пусть не стучится (ко мне) в дверь и не подает голоса; пусть никто из сродников и друзей не посещает меня; никто пусть не отвлекает насильно мою мысль от созерцания благаго и прекраснаго Владыки; никто пусть не дает мне пищи и не приносит питья; ибо довольно для меня умереть пред (лицом) Бога моего, Бога милостиваго и человеколюбиваго, сошедшаго на землю призвать грешников и ввести их с Собою в жизнь Божественную. Я не хочу более видеть свет мира сего, ни самого солнца, ни того, что находится в мире. Ибо я вижу Владыку моего и Царя, вижу Того, Кто поистине есть Свет и Творец всякаго света. Вижу источник всякаго блага и причину всего. Вижу то безначальное Начало, от котораго произошло все, чрез которое все оживляется и исполняется пищи. Ибо по Его желанию все приходит в бытие и делается видимым и по воле Его все (исчезает и) прекращается. Итак, как же я, оставив Его, выйду из келлии? Оставьте меня, я буду рыдать и оплакивать те дни и ночи, которые я потерял, когда смотрел на мир сей, смотрел на это солнце и на этот чувственный и мрачный свет мира, который не просвещает душу, без котораго живут в мире и слепые также очами, которые, преставившись (отсюда), будут такими же, как и зрячие ныне. В этом свете и я, прельщаясь, всячески увеселялся, совершенно не помышляя, что есть иной Свет, Который, как сказано, есть и жизнь и причина бытия как того, что существует, так и того, что будет, конечно, существовать. Итак, я был как бы безбожником, не ведая Бога моего. Ныне же, когда Он по неизреченному благоутробию благоволил стать видимым для меня несчастнаго и открыться, я увидел и познал, что Он воистину есть Бог всех, Бог, Котораго никто из людей в мире не видел. Ибо Он — вне мира, вне света и тьмы, вне воздуха и вне всякаго чувства. Поэтому и я, видя Его, стал превыше чувств Итак, вы, находящиеся во власти чувств, позвольте мне не только запереть келлию и сидеть внутри ея, но даже, вырывши под землею яму, скрыться (в ней). Я буду жить там вне всего мира, созерцая безсмертнаго Владыку моего и Создателя; я хочу умереть из–за любви (к Нему), зная, что я не умру. Итак, какую пользу принес мне мир? и что приобретают ныне те, которые находятся в мире? — Поистине ничего, но нагими вселившись во гробах, они нагими и воскреснут, и все восплачут о том, что, оставив истинную жизнь, свет мира, — оставив Христа, говорю, они возлюбили тьму, и в ней предпочли ходить все те, которые не восприняли Света, возсиявшаго в мире, Котораго мир не вмещает и не может видеть (Иоан. 3:19 и след.). Поэтому оставьте и отпустите меня одного, умоляю, — плакать и искать Его, чтобы Он богато дарован был мне и изобильно явился. Ибо Он не только видим бывает и созерцается, но и преподается, и обитает, и пребывает, являясь как бы сокровищем, скрытым в недре. Носящий его веселится и видящий его радуется, (думая, что хотя оно и сокрыто, но видится всеми; однако оно не видится ясно и неприкосновенно для всех). Его ни вор не может отнять, ни разбойник похитить, хотя бы он и умертвил того, кто его носит. Напрасно бы он трудился, если бы, желая отнять его, осмотрел кошелек, обыскал одежды и развязал пояс, свободно ища его. Если бы (даже), распоров живот, он ощупал внутренности, то (и тогда) никоим образом не мог бы найти его или взять. Ибо оно невидимо и не держимо руками, неосязаемо и вместе вполне осязаемо. Однако оно и руками держимо бывает только тех, которые достойны, (недостойные же, прочь удалитесь) и лежит на ладони, и как нечто, о чудо! и как не нечто, ибо имени оно не имеет. Итак, пораженный и желая удержать его, я думаю сжимая руку, что имею его и держу; но оно ускользнуло, будучи никоим образом не удержимо моею рукою; огорченный, я разнял пясть руки своей и снова увидел в ней то, что и прежде видел… О неизреченное чудо! о чудное таинство!

Зачем все мы всуе мятемся? зачем обольщаемся? Будучи почтены словом с умным чувством, зачем мы льнем к этому безчувственному свету? Имея совершенно невещественную и безсмертную душу, зачем мы заглядываемся на эти вещественные и тленные (предметы)? Зачем мы удивляемся, будучи совершенно безчувственны, и как слепцы, предпочитаем тяжелый (слиток) железа и этот большой (кусок) теста небольшому (количеству) золота или драгоценной жемчужине, как вещам безценным, и не ищем малаго горчичнаго зерна, которое драгоценнее и превосходнее всех тварей и вещей, как видимых так и невидимых? Почему мы не отдаем всего и не приобретаем его, и отчего готовы остаться в жизни, не стяжав его? Поверьте, что лучше многократно умирать, если бы это было возможно, только бы приобрести его — это малое, говорю, зерно.