Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I. Богословские и аскетические трактаты

Естественно, что столь выдающемуся человеку трудно было остаться в неизвестности, и преп. Максим «берется во дворец тогдашнего императора — это был Ираклий, — пригласившего его со всем благоволением и сделавшего первым секретарем царской канцелярии. Как обладавшим такими достоинствами и принадлежавшим к такому роду, царь пользовался им в своих делах и имел в нем помощника и соучастника на все хорошее, так как он отличался большим благоразумием в понимании должного, был весьма способен давать хорошие советы и обладал даром быстро сказать и написать нужное. Поэтому его участием в делах весьма дорожили как сам царь, так и придворные, — и этот человек всегда был для них предметом удивления». Но сам преподобный считал все это — славу, богатство, честь и прочее — ничтожным () перед любомудрием. Кроме того, новшество ереси монофелитов уже начало осквернять Церковь. И преп. Максим, оставив все, поступает в Хрисопольский монастырь (в окрестностях столицы, на азиатском берегу Боспора), «где процветало тогда любомудрие». Здесь он своими великими добродетелями и трудническими подвигами завоевал непререкаемый авторитет у иноков, и они избирают его настоятелем. Но, поскольку ересь монофелитов все больше набирала силу, то преп. Максим в скорби и печали оставляет отчизну и направляется на Запад, «чистый от такой мерзости».

Таков тот идеальный образ святого, который запечатлевает греческое «Житие». Раньше считалось, что данный образ приобрел свои законченные формы в период, следующий непосредственно за смертью преп. Максима (приблизительно во время VI вселенского собора, для реабилитации жертв монофелитства)[117]. Но не говоря уже о том, что на данном соборе имя преподобного упоминает лишь один Макарий Антиохийский, а все остальные умалчивают о нем («реабилитации» его на соборе не было), В. Лакнер убедительно доказал, что это «Житие» (в других редакциях подобные сведения о ранних годах святого отсутствуют) составлено в середине X в., вероятно, студийским монахом Михаилом Эксабулитом. Оно представляет собой позднейшую компиляцию, и автор использовал много источников, компенсируя свое незнание многих реальных фактов жизни преподобного обычными агиографическими «топосами» (обильно заимствуя, в частности, из «Жития» св. Феодора Студита)[118]. Выводы В. Лакнера признаны большинством ученых. Означает ли это, что греческое «Житие» не имеет никакой ценности? Совсем нет. Житие — икона, а не фотография, и прилагать к нему мерки «исторического реализма» бессмысленно. В качестве иконы «Житие» преподобного точно улавливает сущностные черты личности святого — его безукоризненную добродетельность и особенно удивительное смирение; неистребимую жажду ведения, прежде всего стремление постичь и «философию» (в узком смысле слова — учение древних философов, их «логику», «физику» и «метафизику»), и «любомудрие» (в христианском смысле слова — стяжание духовного опыта, деятельное ведение Бога, осуществляющееся в любви к Нему и к ближнему, в молитве, посте и т. д.). Именно в этом любомудрии, совмещающем в себе «делание» и «созерцание» (ᾶ), преп. Максим обрел «ведение сущих» (), о котором ярко свидетельствуют его творения. Данное любомудрие у преподобного, как и у большинства святых отцов, было неотделимо от любви к «жизни отшельнической» () или «житию в безмолвии» (’ )[119], что и привело святого в монастырь, где он, «предавался всенощному стоянию и напряженной молитве, через это очищая душу, отвлекая ум от земли (точнее — от „материи“, ὔ) и освобождая его от уз прежде освобождения [смерти]».