Творения, том 12, книга 2

Размышляя о величии такого Его снисхождения, воздадим Ему достойную честь и воздаяние. Нашим же воздаянием Богу не может быть ничего другого, кроме спасения нашего и наших душ, кроме забот о добродетели и попечения о наших братьях. Ничто другое не может быть признаком и отличием верующего во Христа и любящего Его, кроме забот о наших братьях и попечения о их спасении, - потому что и Христос угождал не Себе, но многим. Павел так и говорит: "ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись" (1 Кор. 10:33). Зная это, возлюбленные, обсудим нашу жизнь, будем иметь великую заботу о братьях наших, будем сохранять единение с ними. К этому побуждает нас та страшная, приводящая в трепет, жертва, повелевающая нам подходить к ней в величайшем единомыслии, с горячей любовью и, ставши здесь орлами, возноситься, таким образом, до самого неба. "Ибо, где будет труп, там соберутся орлы" (Мф. 24:28), - трупом называя тело, потому что оно умирает. Если бы Он не был трупом, мы не воскресли бы. Об орлах же Он говорит, показывая, что приступающий к тому телу должен быть настроенным возвышенно, не должен иметь ничего общего с землей, не должен устремляться вниз и никнуть, но должен постоянно устремляться вверх, взирать на Солнце правды и иметь острый мысленный взор. Ведь это - трапеза орлов, а не галок. Те, кто вкушает теперь достойно, встретят Его и тогда, когда Он будет сходить с небес; напротив вкушающие трапезу недостойно потерпят самые ужасные муки. Если без надобности не прикасаются к царю, - что говорю: к царю? - без надобности не прикоснутся нечистыми руками к царским одеждам, хотя бы царь был в пустыне, хотя бы он был один, и с ним никого еще не было, - а ведь одежда есть ничто иное как нити, выпряденные червями и шелковичными гусеницами, окраска же, которой ты дивишься, только кровь убитой рыбы, и однако к ней не осмеливаются прикасаться нечистыми руками, - итак если не смеют без надобности коснуться человеческой одежды, то как мы с таким поруганием воспримем тело Бога всяческих, - тело неоскверненное, чистое, причастное божественной природе, которым мы существуем и живем, которым сокрушены врата смерти и отверсты своды неба? Умоляю вас, не будем губить себя бесстыдством, но будем приходить к Нему с трепетом и всяческой чистотой, чтобы не потерпеть нам тяжелейшего наказания. Чем более мы получили благодеяний, тем тяжелее мы примем наказание, если окажемся недостойны благодеяния. Пред этим телом, даже когда оно лежало в яслях, маги склонились в благоговении, и мужи, не знающие Бога, и варвары, оставивши отечество и дом, совершили длинный путь и, пришедши, поклонились ему с великим страхом и трепетом. Будем же подражать варварам мы, граждане неба. Те подошли к нему с великим трепетом, видя его в яслях и под шатром и не видя ничего из того, что мы теперь видим: ты же видишь его не в яслях, но на жертвеннике, видишь, что не женщина держит его, но иерей предстоит, и дух с великим изобилием осеняет предложение. Ты видишь не просто самое тело, как те, но тебе известна и сила его и все домостроительство; тебе, посвященному с тщательностью во все, не остается ничего неизвестным из совершенного Им. Воспрянем же и исполнимся трепета, покажем большую, чем те варвары, чистоту, чтобы, подходя безрассудно и как-нибудь, не собрать нам огонь на свою голову. Говорю же это я не затем, чтобы не приступали к таинству, но чтобы не приступали безрассудно, потому что как без внимания приступать к той таинственной трапезе - опасно, так вовсе не приобщаться - голод и смерть. Эта трапеза есть двигатель нашей души, сила, связующая наш разум, основание дерзновения, надежда, спасение, свет, жизнь. Уходя туда с этой жертвой, мы с великим дерзновением достигнем священных врат, точно огражденные со всех сторон золотым оружием. Да что я говорю о будущем? Здесь это таинство делает для тебя землю небом. Раскрой же врата неба и взгляни на них, - на врата даже не неба, но неба небес, - и тогда ты увидишь то, о чем было говорено. То, что там ценнее всего, это я покажу тебе лежащим на земле. Как в царских чертогах всего ценнее не стены, не золотая крыша, но тело царя, восседающее на троне, - так и на небесах всего дороже тело Царя. Но ты можешь видеть его и на земле. Я покажу тебе не ангелов, не архангелов, не небо и небеса небес, но самого Владыку их. Видишь ли, как ценнейшее из всего открыто для тебя на земле? И ты не только видишь, но и касаешься, и не только касаешься, но и вкушаешь и, взявши, уходишь домой? Очисти же душу, приготовь ум к восприятию этих таинств. Если бы тебе дали нести царского сына в украшениях, пурпуре и диадеме, не отказался ли бы ты от всего, что есть на земле? Как же, скажи мне, ты не трепещешь теперь, взявши в свои руки не царского человеческого сына, но самого единородного Сына Божия? Как не отбрасываешь всякую любовь к житейскому? Как не украшаешься тем единственным украшением, но еще смотришь на землю, любишь деньги, жадно влечешься к золоту? Какое может быть для тебя извинение? Какое оправдание? Разве ты не знаешь, как Владыка твой не благоволит ко всякой роскоши в жизни? Не потому ли Он по рождении был положен в ясли и избрал Себе матерью женщину простую? Не потому ли Он сказал человеку, который думал о выгодах: "а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову" (Мф. 8:20)? А что ученики? Не следовали ли они тому же закону, обходя домы бедных? Не останавливались ли они - один у кожевника, другой у делателя палаток? Потому так, что они искали не пышного убранства домов, но добродетелей душ. Будем подражать им и мы, не обращая внимание на красоту колонн и мраморов и ища горнего местожительства; растопчем всякое здешнее тщеславие, вместе со страстью к деньгам, и примем горний разум. Если мы будем трезвенны, мир этот не будет достоин нас, ни портики, ни галереи. Поэтому, молю вас, будем украшать свою душу, с которою и отойдем туда, чтобы достигнуть вечных скиний, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки Веков. Аминь.