Творения, том 2, книга 1

4. Были два брата; они разделили между собою отеческое имение, и один из них остался дома, а другой прожил все, что было ему дано, и ушел в чужую сторону, не в состоянии будучи переносить стыда от бедности. Эту притчу нашел я нужным сказать для того, чтобы вы знали, что отпускаются и грехи, сделанные после крещения, – если мы будем внимательны. А это говорю не для того, чтобы вовлечь вас в беспечность, но чтобы отвлечь от отчаяния, потому что отчаяние причиняет нам больше зла, нежели беспечность. Итак, этот (блудный) сын представляет собою образ падших после крещения; а что он означает падших после крещения, видно вот откуда: он называется сыном, а сыном никто не может назваться без крещения. Он и жил в доме отеческом, и получил долю во всем отеческом имуществе, а прежде крещения нельзя воспользоваться отеческим достоянием, ни получить наследство. Таким образом все это указывает нам на общество верных. Притом, (блудный сын) был братом жившего честно, а братом не мог быть без духовного возрождения. Итак, этот (блудный сын), дойдя до крайней степени порока, что говорит? Возвращусь опять “ко отцу моему” (Лук. XV, 18). Отец для того и отпустил его и не помешал ему уйти на чужую сторону, чтобы он опытом узнал, сколько получал благодеяний, живя дома. И Бог часто, когда не убедит словами, дает урок самыми делами, – об этом Он говорил к иудеям. Так Он, когда, потратив чрез пророков множество слов, не убедил и не склонил (их), то, определив дать им урок наказанием, говорит к ним: “накажет тя отступление твое, и злоба твоя обличит тя” (Иер. II, 19). Следовало бы верить Ему и прежде самого события, но как они были столько бесчувственны, что не верили Его увещаниям и советам, коими Он предотвращает их от порока, то Он уже попускает самым событиям вразумить их, дабы хотя таким образом снова привлечь их к себе. Когда же блудный сын, ушедши на чужую сторону и дознавши опытом, как гибельно удаление из дома отеческого, возвратился, – отец не позлопамятствовал, но принял его с распростертыми руками. Отчего же так? Оттого, что он был отец, а не судья. И вот уже ликования и пиршества, и праздники, и светел и радостен стал весь дом! Что говоришь? Это ли плата за порок? Не за порок, человек, но за возвращение (в дом); не за грех, но за покаяние; не за худые дела, но за исправление. И что еще больше, – когда старший сын огорчился этим, отец и его ласково успокоил, говоря: “ты всегда со мною еси.., а сей... изгибл бе, и обретеся, мертв бе, и оживе” (Лук. XV, 31–32). Когда, говорит, нужно спасти погибшего, то тут время не суда и строгого исследования, но только человеколюбия и прощения. Ни один врач, вместо того, чтобы дать лекарство больному, не подвергает его взысканиям и наказанию за беспорядочную жизнь. Если же блудному сыну надлежало непременно понести и наказание, то достаточным наказанием для него была жизнь на чужой стороне. Ведь столько времени он провел вдали от нашего сообщества, боролся и с голодом, и с унижением, и с крайними бедствиями. Поэтому говорит: “изгибл бе, и обретеся, мертв бе, и оживе”. Не смотри, говорит, на настоящее, но подумай о великости прежнего несчастия; пред тобою брат, не чужой. Он возвратился к отцу, который не может помнить прежнего, а охотнее помнит только то, что может побудить к состраданию, милосердию, любви и снисходительности, свойственной родителям. Поэтому и сказал (отец) не о том, что сделал (блудный сын), но о том, что он потерпел; напомнил не о том, что он истратил имущество, но о том, что перенес множество несчастий. С такою же, или еще с большею, ревностью искал он овцу. Здесь сын сам возвратился, а там сам пастырь пошел и, найдя овцу, привел ее и радовался о ней больше, чем о всех, возвратившихся благополучно. Смотри еще, как и возвратил: не бичом погонял, но, возложив на плечи, принес и снова соединил с стадом. Итак, зная, что (Бог) не только не отвращается от обращающихся, но и принимает их не хуже добродетельных; что не только не подвергает наказанию, но и Сам идет отыскивать заблудших и, найдя их, радуется (о них) более, чем о тех, которые были в безопасности, – не будем ни отчаиваться о грехах, ни излишне надеяться на добрые дела, но, и живя добродетельно, будем бояться, чтобы от излишней надежды не пасть, а когда согрешим, станем каяться. Что сказал я вначале, то говорю и теперь, а именно, что и излишняя надежда стоящего, и отчаяние лежащего, то и другое гибельны для нашего спасения. Потому Павел, остерегая стоящих, говорил: “мняйся стояти да блюдется, да не падет” (1Кор. X, 12), и опять: “боюся, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду” (1Кор. 9, 27); а восставляя лежащих и побуждая к большей ревности, писал к коринфянам так: "да не" како “восплачуся многих прежде согрешших, и не покаявшихся” (2Кор. XII, 21), показывая этим, что слез достойны не столько согрешающие, сколько нераскаивающиеся во грехах. Да и пророк к ним (грешникам) говорит: “еда падаяй не востает, или отвращаяйся не обратится” (Иер. VIII, 4)? И Давид их же убеждает, говоря: “днесь, аще глас его услышите, не ожесточите сердец ваших, яко в прогневании” (Пс. 94, 7–8). Итак, доколе говорится это "днесь", не будем отчаиваться, но имея благие надежды на Господа, и помышляя о бездне Его человеколюбия, изгнав из совести все злое, с великим усердием и надеждою возьмемся за добродетель и покажем самое глубокое покаяние, дабы, здесь сложив все грехи, с дерзновением могли мы стать пред судилищем Христовым и получить царство небесное, которого да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.