Благословен Бог: вот и жены уже забавляются смертью, и отроковицы посмеваются кончине, и девы весьма юные и незнавшие брака прыгают на самое жало ада и не терпят никакого вреда. Все эти блага получили мы ради Христа, родившегося от Девы; после того блаженного зачатия и поразительнейшего рождения расслабла смерть, сокрушилась сила диавола и сделалась наконец презренной не только для мужей, но и для жен, и не для жен только, но и для отроковиц. Как ловкий пастух, поймав льва, который пугал его скот и вредил всему стаду, выбив у него зубы, обрезав когти и обстригши гриву, делает его презренным и смешным и наконец отдает его для забавы пастушеским детям и отроковицам, – так точно и Христос, уловив смерть, которая была страшна для нашего естества и пугала весь род наш, и рассеяв весь этот страх, отдал ее в забаву даже девам. Посему и блаженная Пелагия устремилась на нее с такой радостью, что не дожидалась и рук палачей, не вошла и в судилище, но преизбытком собственной ревности предупредила их жестокость. Она была готова и к мучениям, и к пыткам, и ко всякого рода наказаниям, но боялась, чтобы не потерять венца девства. И чтобы ты знал, что она боялась наглости нечестивых, для того она и предупреждает их и предвосхищает себя от постыдного оскорбления. Из мужей никто никогда не решался на что-либо подобное, но все они следовали в судилище и там показывали свое мужество; а жены, по природе более доступные оскорблениям, придумали для себя такой род кончины. Если бы можно было и сохранить девство и получить венцы мученичества, то она не отказалась бы идти в судилище; но так как там она непременно лишилась бы того или другого, то она почла крайним неразумием умереть увенчанной только в половину, тогда как ей возможно было одержать обе победы. Посему она и не хотела уйти в судилище, чтобы не сделаться зрелищем для наглых взоров, чтобы не позволить бесстыдным взглядам насладиться созерцанием ее лица и поругаться над святым ее телом, но из внутренней комнаты и женскаго терема пошла в другую комнату – на небо. Великое дело – видеть палачей, стоящих вокруг и терзающих ребра; но и это не меньше того. Когда чувство уже притупилось от разнообразных мучений, то и смерть кажется уже не страшной, но некоторым освобождением и отдохновением от налегающих бедствий; а для той, которая еще не испытала ничего подобного, имеет тело еще неповрежденное и еще не чувствует никакой боли, нужно много решимости и мужества, чтобы насильственной смертью лишить себя настоящей жизни. Таким образом, если ты удивляешься терпению тех, то подивись и ее мужеству; и если ты изумляешься выносливости тех, то изумись и ее отваге, что она решилась на такую смерть. Не без внимания прослушай случившееся, но представь, в каком расположении духа была нежная отроковица, не знавшая ничего кроме своей комнаты, когда вдруг прибыли воины, стали у дверей, зовут ее в судилище, влекут на площадь для таких и столь важных дел. Не было там с ней ни отца, ни матери, ни кормилицы, ни служанки, ни соседки, ни подруги; но она одна была захвачена в среду тех палачей. Не достойно ли восторга и изумления, что она имела силы выйти и отвечать этим палачам воинам, открыть уста, произнести слово, смотреть, стоять и дышать? Это было делом не человеческой природы, большую часть внесло мановение Божие. Впрочем, и сама она не оставалась праздной, но оказала все и с своей стороны: готовность, присутствие духа, мужество, желание, решимость, поспешность, ревность; а что все это пришло к концу, это зависело от Божией помощи и вышнего благоволения, так что следует и удивляться ей и ублажать ее: ублажать за Божие содействие, а удивляться за собственную ее готовность. Кто по справедливости не удивится, услышав, что она в одно мгновение времени и задумала такое намерение, п решилась на него, и привела в исполнение? Вы все, конечно, знаете, как часто мы, задумав что-нибудь за долгое время, когда наступит время нашего испытания и малый страх обнимет нашу душу, теряем все свои мысли, вдруг испугавшись подвига. А она в одно мгновение времени была в состоянии и предпринять такое страшное и ужасное намерение, и постановить решение, и исполнить самым делом, и ни страх перед присутствующими, ни краткость времени, ни беспомощность преследуемой, ни одиночество ее в доме, и ничто другое подобное не смутило этой блаженной; но как бы в присутствии каких-либо друзей и знакомых, она делала все без боязни. И вполне справедливо, потому что она не одна была в доме, но имела советником своим Иисуса. Он был при ней, Он касался ее сердца, Он ободрял ее душу, Он один прогонял страх. Впрочем, Он делал это не без причины, но потому, что сама мученица предварительно сделала себя достойной Его помощи.