Выражение: "так что даже Варнава
" – показывает, что это было гораздо удивительнее лицемерия Петра, так как, сказав, что не только Петр, но и Варнава (так поступали), он как бы поставил его выше, а Варнава не был выше того Петра. Но это не так. Не потому, будто Варнава был выше, он более удивлялся этому, а почему? Потому, что тот был послан к обрезанным, а Варнава с Павлом проповедовал язычникам и везде был связан вместе с Павлом, как он говорит в другом месте: "или один я и Варнава не имеем власти не работать?" (1Кор.9:6); и еще: "опять ходил я в Иерусалим с Варнавою" (Гал.2:1); и везде видишь его учащим вместе с Павлом. Итак, не потому, будто Варнава был выше Петра, Павел удивляется, что и сам он увлекся, а потому, что он всегда проповедовал вместе с ним, не имел ничего общего с иудеями, но учил между язычниками, и между тем сам увлекся. А что действительно был апостол Петр, о котором говорится все это, можно видеть и из предыдущего и из последующего. Сказать: "лично противостал ему", и считать это делом важным, значило не что иное, как показать, что он не устыдился достоинства этого лица; а, говоря о другом: "лично противостал ему", Павел не считал бы этого делом важным. Притом, если бы это был другой Петр, то переменчивость его не имела бы столько силы, чтобы привлечь и остальных иудеев, потому что он не убеждал и не советовал, а только таился и устранялся, и эта уклончивость и устранение имели силу привлечь к себе всех учеников по причине достоинства его лица.16. Итак, отсюда видно, что это был апостол Петр, Если желаете, мы скажем и другое разрешение. Какое же это другое? Павел, говорят, справедливо укорял Петра, потому что он пользовался снисхождением чрез меру. Как сам он был снисходителен к иудеям, находясь в Иерусалиме, так и тому нужно было, прибыв в Антиохию, смотреть не на иудеев, а на уверовавших из язычников, потому что как там, где все были иудеи, Павел принужден был иудействовать, так и здесь, где большинство было из язычников и город не представлял такой нужды в снисхождении, не следовало для немногих иудеев соблазнять столь многих язычников. Но это не решение, а напряжение вопроса. В начале беседы я сказал, что мы не стараемся показать, что Павел справедливо укорял Петра, так как в таком случае вопрос останется, Петр окажется подлежащим порицанию, а нам нужно наследовать и освободить от вины и этого и того. Как же это будет? Если мы узнаем намерение, с каким один укорял, а другой принимал укоризну, и раскроем саму мысль их. Какая же это мысль? Петр сильно домогался освободить от иудейского обряда и пришедших из Иерусалима от Иакова. Но если бы он сам стал приводить в исполнение эту мысль и, пришедши, сказал: перестаньте пользоваться иудейскими обычаями, то соблазнил бы учеников, как говорящий вопреки самому себе и всему, что сам делал в прежнее время. Также если бы и Павел обратился к ним с речью об этом, то они не вняли бы и не выдержали бы слов его. Те, которые и без этого ненавидели его и отвращались вследствие такой молвы о нем, еще более отступили бы от него, если бы услышали от него такой совет. Что же происходит? иудеев, пришедших от Иакова, никто из них не укоряет, а принимает укоризну Петр от Павла, чтобы обвиняемый от соапостола имел, наконец, справедливое дерзновение упрекнуть и своих учеников; укоряется Петр, а исправляются ученики. Тоже бывает и в житейских договорах. Когда за некоторыми остаются недоимки общественных податей, то обязанные требовать от них этого, совестясь и стыдясь приступить к ним настойчиво, но, желая получить лучший случай и возможность действовать на них сильнее, устрояют так, чтобы другие из сослуживцев их обирали их, осыпали злословиями и причиняли им другие бесчисленные неприятности пред глазами тех, чтобы показать, что они не сами собою и не от себя, но по принуждению от других действуют в отношении к тем настойчиво, и таким образом оскорбление, наносимое им другими, служить для них оправданием пред их под-чиненными.