И горние воды, отделенные во второй день от прочих вод простертой между ними твердью, были так же сладки, как воды дольние. Они не таковы, как воды, осолившиеся в морях в третий день, но таковы же, как и отделенные от них во второй день. Они не солоны, потому что не подвержены гниению. Они не на земле, от чего бы могли загнивать, ибо на земле воздух не служит к тому, чтобы воды порождали и производили пресмыкающихся. Для вод тех не нужно, чтобы впадали в них реки, они не могут иссякнуть, потому что нет там солнца, которое зноем своим иссушало бы их; воды эти пребывают там росой благословений и блюдутся для излияния гнева.
Невозможно предполагать также, чтобы воды над твердью были в движении, ибо приведенное в порядок не кружится без порядка, а что есть, то не приводится в движение тем, чего нет. Что сотворено в чем-либо другом, то при самом сотворении получает для себя все: и движение, и восхождение, и нисхождение в том, в чем сотворено. А горнии воды не окружены ничем, потому не могут они течь вниз или кружиться, ибо нет для них того, по чему они текли бы вниз или кружились.
Так, по свидетельству Писания, небо, земля, огонь, воздух и воды сотворены из ничего, свет же, сотворенный в первый день, и все прочее, что сотворено после него, сотворено уже из того, что было прежде. Ибо, когда Моисей говорит о сотворенном из ничего, употребляет слово:
И огонь сотворен в первый день, хотя об этом не написано, потому что он заключен в ином. Как существующий не сам по себе и не для себя, он сотворен вместе с тем, в чем заключен. Как существующий не для себя, не мог он быть прежде того, что составляет конечную причину его бытия. Огонь находится в земле, о чем свидетельствует самая природа, но что огонь сотворен вместе с землей, того Писание не объявляет, говоря просто:
И тьма не есть что-либо вечное; она даже не тварь, потому что тьма, как показывает Писание, есть тень. Она не прежде неба и не после облаков сотворена, но — вместе с облаками и ими порождена. Бытие её зависит от иного, потому что нет у нее собственной сущности, и когда перестает быть то, от чего она зависит, тогда, вместе с этим и подобно этому, перестает быть и тьма. Но что прекращается вместе с другим, перестающим быть, то близко к несуществующему, ибо иное служит виной (причиной) его бытия. Потому тьма, которая была при облаках и тверди и которой не стало при первоначальном свете и при солнце, могла ли быть самостоятельной, когда одно своим распростертием породило её, а другое явлением своим рассеяло её? А если одно производит тьму и дает ей бытие, а другое обращает её в ничто, то можно ли почитать её вечной? Ибо, вот, облака и твердь, сотворенные вначале, породили тьму, а свет, сотворенный в первый день, рассеял её. Если же одна тварь произвела её, а другая рассеяла, притом одна постоянно, вместе с собой и в тот же час приводит её в видимость, а другая обращает её в ничто в то именно время, когда обращается она в ничто, то необходимо заключить, что одна дает начало её бытию, а другая прекращает её бытие. Потому, если твари (сотворенное) дают тьме бытие и прекращают его, то следует, что тьма есть произведение тварей (ибо она есть тень тверди), и что тьма перестает быть при другой твари (ибо исчезает при солнце). И эту-то тьму, которая совершенно порабощена тварям, некоторые учители почитают враждебной тварям! Ее, не имеющую собственной сущности, признают они вечной и самостоятельной!