Творения, том 5, книга 1

9. Как осуждающие сами себя за свои грехи предупреждают и отклоняют от себя суд Божий, как говорит Павел: "если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (1Кор.11:31), так напротив страждущие неизлечимой болезнью, согрешающие и не раскаивающиеся в своих грехах, навлекают на себя строгое наказание Божие. Так как и эти люди, которые или похищают чужое, или тщетно и напрасно истрачивают свое, расточая на гробницы, на червей и на моль то, что следовало бы употреблять на бедных, не раскаиваются в делах своих, но остаются неисцельно больными, то, послушай, что потом бывает с ними. Что же бывает? Они подвергаются наказанию от Бога. Поэтому пророк и присовокупляет: "как овцы, в аду они положены, смерть будет пасти их" (ст. 15). Не кротость выражает он здесь названием овец (так как что может быть свирепее людей, которые остаются равнодушными при виде обнаженных и истощенных от голода бедных, а украшают жилища для тления, червей и моли?), – но легкость их погибели, скорость угрожающей им опасности, удобоуловимость их для врагов. Действительно, нет ничего слабее человека, живущего порочно. То же будет и с этими людьми: они так будут поражены, так скоро погибнут, отойдут в ад так удобно, легко, быстро, немедленно, как закалаемые овцы. Это – смерть, или еще хуже смерти. Они, после такой кончины, подвергнутся смерти вечной; они отойдут не в лоно Авраама и не в другое какое-нибудь место, но в ад, – место осуждения, наказания и конечной погибели. И здешняя кончина их унизительна и безотрадна, и тамошняя жизнь исполнена мучений. Так и мы имеем обыкновение говорить о людях, скоро погибающих: такой-то погиб, как овца. Как жили они подобно бессловесным животным, так и погибают подобно бессловесным животным, не имея благой надежды на будущее; и не только так, но еще к большему бедствию. "Смерть будет пасти их". Здесь, мне кажется, пророк называет смертью тамошнюю погибель, мучение, как и в другом месте говорит пророк: "душа согрешающая, она умрет" (Иезек.18:20), выражая не уничтожение бытия, а наказание. Он продолжает переносную речь. Сказав об овцах, показывает и их пастыря. Кто же этот пастырь? Это – ядовитый червь, нескончаемый мрак, неразрешимые узы, скрежет зубов. Видишь, как они терпят наказание во всем: в жизни, потому что встречали препятствия к добродетели, были рабами и пленниками порока, трудились трудом напрасным и постыдным, – в смерти, потому что окончили жизнь скоро и бесславно, – после смерти, потому что преданы вечной погибели. "И праведные скоро будут владычествовать над ними". Так как многие из людей огрубевших и дошедших до бесчувственности камней не имеют ясной и светлой надежды на будущее, но преданы настоящему и видимому, то он и устрашает их этою переносной речью. А потом, когда сказал кратко о будущем, опять говорит об унижении их и наказании в жизни настоящей, показывая, как они слабы, низки, презренны, и хотя бы обладали бесчисленными богатствами, хотя бы облечены были властью, бывают слугами в рабами тех, которые живут добродетельно. Поэтому и говорит: "и праведные скоро будут владычествовать над ними", т.е. скоро, постоянно, так что не нужно для этого ни времени, ни труда, ни ожидания. Таково свойство добродетели и порока, что последний служит первой, опасается ее и страшится, хотя бы он был украшен бесчисленными прикрасами и многими отличиями, а та была без всяких украшений и стояла сама за себя. Напротив, скажешь, мы видим, что порочные господствуют над добродетельными? Но не станем смотреть на ошибочное мнение многих, – такое суждение происходит от ложных понятий, – но будем правильно судить о вещах, и ты убедишься, что сказанные слова справедливы. Пусть будет злой господином, и добрый слугою, или лучше, если хочешь, приведем другой высший пример. Пусть будет злой царем, а добрый частным человеком; и посмотрим, кто из них господин другого, на чьей стороне власть, кто из них повелевает и кто – повинуется. Как нам узнать это? Пусть царь прикажет частному человеку сделать какое-нибудь порочное и нечестное дело: как поступит добрый подданный? Он не только не согласится, не послушается, но постарается и самого повелевающего отклонить от намерения, хотя бы за это ему надлежало умереть. Кто же из них свободный? Тот ли, кто поступает по своей воле и не страшится в этом случае царя, или тот, кто презирается подданным? Но, не останавливаясь на неопределенном примере, вспомним, не была ли египтянка, жена Пентефрия, царицею? Не владычествовала ли она над всем Египтом? Не была ли она супругою царя? Не облечена ли была великою властью? А Иосиф, не был ли рабом, пленником, купленным слугою? Не вооружилась ли она против юноши всеми своими средствами, не другому поручив вести войну, но сама, вступив с ним в борьбу? Но кто оказался тогда рабом и кто свободным? Она ли, убеждавшая, просившая, умолявшая, сделавшаяся пленницей не человека, но злейшей страсти, или он, призревший ее диадему, скипетр, и порфиру, и все внешнее великолепие, и разрушивший ее замыслы? Не вышла ли она невыслушанною и потом поработившеюся еще другой страсти, безумному гневу, мщению? А он не вышел ли с главою, украшенной бесчисленными венцами, и не показал ли в самом рабстве еще блистательнее свою свободу?