Творения, том 6, книга 2

3. Причина же этого в том, что ты возвращаешься домой не один, но приводишь с собою блудницу, входящую не явно и открыто, — что было бы сноснее, потому что жена скоро выгнала бы ее, — но сидящую в твоей душе и в сознании, и воспламеняющую внутри тебя вавилонский, и даже гораздо сильнейший пламень, — ведь пищею этого пламени служит не хворост, нефть и смола, но то, что сказано выше, и все у тебя приходит в беспорядок. И как больные горячкою, не имея никакой причины обвинять прислуживающих им, по дурному влиянию болезни бывают недовольны всеми, отталкивают пищу, оскорбляют врачей, гневаются на домашних и обижают служащих, так точно и одержимые этою тяжкою болезнью беспокоятся и негодуют, постоянно представляя себе ту блудницу. О, тяжкие дела! Волк, лев и прочие звери, будучи ранены стрелою, убегают от охотника; а человек, разумнейшее существо, получив рану, стремится к той, которая ранила его, чтобы получить еще более тяжелую рану, и находит удовольствие в последней; это прискорбнее всего и производит неизлечимую болезнь. Кто ненавидит свою рану и не хочет избавиться от нее, тот как станет искать врача? Поэтому я и скорблю и терзаюсь, что вы приходите оттуда, получая столь великую заразу, и за малое удовольствие навлекаете на себя непрестанное мучение. Подлинно, еще прежде геенны и тамошнего мучения, вы уже и здесь подвергаете себя крайнему наказанию. Не крайнее ли, скажи мне, мучение — питать такую похоть, постоянно воспламеняться и везде носить с собою огонь непотребной любви и угрызение совести? Как ты приступишь к порогу этого святилища? Как прикоснешься к небесной трапезе? Как будешь слушать беседу о целомудрии, весь покрытый такими язвами и ранами, и имея душу, порабощенную страсти? И нужно ли говорить об остальном? И из того, что происходит теперь у нас, можно видеть душевную скорбь. Вот и теперь я вижу, как некоторые при этих словах ударяют себя в лице, и изъявляю вам великую благодарность за то, что вы — такие сострадательные люди. Я думаю, что многие, может быть, не согрешив сами ни в чем, делают это из сожаления о братских ранах. Потому я и скорблю и терзаюсь, что диавол заражает такое стадо. Но если вы захотите, то мы тотчас заградим ему вход. Как и каким образом? Если больных мы увидим здоровыми; если, распростерши сети учения, отправимся искать уловленных зверем и исхитим их из самой пасти льва. Не говори мне: отделившихся от стада немного. Хотя бы их было только десять, и то не малая потеря, и хотя бы — пять, хотя бы — один. Так и тот пастырь, оставивший девяносто девять овец, отправился за одною и не возвратился дотоле, пока не привел ее и возвращением той заблудшей пополнил оскудевавшее без нее сторичное число (Мф.18:12). Не говори, что он только один, но подумай, что это — душа, ради которой сотворено все видимое, ради которой существуют законы, наказания, мучения, бесчисленные чудеса и многообразные дела Божии, ради которой Бог не пощадил и Своего Единородного. Подумай, какая цена заплачена и за одного, и не пренебрегай его спасением, но, поди, приведи опять его к нам я убеди, чтобы он более не впал в тоже самое, и тогда мы будем иметь достаточное оправдание. Если же он не примет ни наших советов, ни ваших увещаний, то я, наконец, употреблю власть, которую Господь дал нам к созиданию, а не к расстройству вашему (2Кор.10:8).

4. Поэтому я предупреждаю и объявляю громким голосом: если кто после этого увещания и наставления пойдет на нечестивые и гибельные зрелища, того я не впущу внутрь вот этой ограды, не сделаю причастником таинств, не позволю ему прикоснуться к священной трапезе; но как пастыри отделяют шелудивых овец от здоровых, чтобы болезнь не распространилась и на прочих, так точно поступлю и я. Если в древности прокаженный должен был оставаться вне стана и, хотя бы это был царь, он выводился туда с диадемою, то тем более мы изгоним прокаженного душою из этого священного стана. Как вначале я употреблял увещание и совет, так теперь, после такого увещания и наставления, необходимо, наконец, прибегнуть и к отсечению. Ведь уже прошел год с тех пор, как я прибыл в ваш город (т.е. Константинополь), и я не переставал часто и постоянно предлагать вам такое увещание; но так как некоторые остались в этой заразе, то теперь уже мы произведем отсечение. Хотя я не имею железа, но имею слово, острее железа; и хотя я не ношу огня, но есть у меня учение, пламеннее огня и могущее жечь сильнее.