Творения, том 7, книга 2

2. Но, слыша от нас такие слова, противники снова возражают нам, говоря: для чего же Бог сотворил его таковым? Нет, не Бог сотворил его таковым; иначе Он и не наказал бы его. Если и мы не обвиняем рабов своих за то, в чем сами бываем виновны, тем более не может делать этого Бог всяческих. Отчего же человек сделался таковым? - спрашиваешь ты. От самого себя и своей беспечности. Как это: от самого себя? Спроси себя. Если злые злы не от самих себя, то не наказывай раба своего, не порицай жены, если она погрешит в чем, не бей сына, не обвиняй друга, не питай ненависти к врагу, обижающему тебя: ведь все они достойны сожаления, а не наказания, если их погрешности непроизвольны. Но, скажешь, я не могу так рассуждать. Нет, когда ты сознаешь, что они не произвольно, а по необходимости сделались виновными, то можешь рассуждать. Так, если раб, по причине болезни, не исполнит твоих приказаний, ты не только не обвиняешь его, но и охотно прощаешь. Таким образом ты сам свидетельствуешь, что иное зависит от него, а иное не от него. Подобным образом и здесь: если бы первый человек был столько порочен потому, что сотворен таковым, то ты не только не стал бы обвинять, но охотно простил бы его. Если ты прощаешь раба по причине болезни, то конечно не откажешь в прощении тому, кто сотворен от Бога наклонным ко злу, если только он действительно сотворен был таковым. Тем, которые делают подобные возражения, легко заградить уста и другим образом: истина обильна доказательствами. Почему, например, ты никогда не обвиняешь раба своего за то, что он некрасив лицом, невысок ростом, не умеет летать? Потому, что это зависит от природы. Итак, что человека нельзя обвинять в том, что зависит от природы, тому никто не будет противоречить. Следовательно, когда ты обвиняешь кого, то показываешь этим, что его преступление зависит не от природы, а от собственной воли. Если мы тем, что не обвиняем других в преступлениях, показываем, что их преступления зависят от природы, то очевидно, что если в чем порицаем других, этим даем знать, что их преступление зависит от свободы. Итак, не представляй превратных умствований и хитросплетений, которые слабее паутинной тенеты, а отвечай мне опять на вопрос: всех ли людей Бог сотворил? Конечно. Почему же не все равно добродетельны и порочны? Откуда добрые, хорошие, смиренные? Откуда порочные и нечестивые? Если это зависит не от воли, а от природы, то почему одни добродетельны, а другие порочны? Если все от природы злы, то никому нельзя было бы быть добрым; если ж от природы все добры, то никто не может быть злым. Если у всех людей одинакова природа, то все они, в силу этого, должны быть одинаковы, - или все добры, или все злы. Если же мы скажем, что одни добры от природы, а другие злы (что несправедливо, как мы показали), то эти свойства их должны бы быть неизменными, так как природные свойства не изменяются. Например, посмотри: все мы смертны, подвержены страстям, и никто не может освободиться от них, хотя бы употреблял тысячу усилий. Между тем мы видим, что многие из добрых делаются злыми и из злых - добрыми: одни по нерадению, другие по великому тщанию; из чего особенно и видно, что быть добрым или злым - не зависит от природы. Что дано природою, то ни изменяется, ни приобретается посредством старания. Как для того, чтоб видеть или слышать, нам не нужно трудиться, так и для приобретения добродетели нам не было бы нужды употреблять усилия, если бы она дана была в самой природе. Да для чего и Бог сотворил бы злых, когда мог всех сотворить добрыми? Итак, откуда же зло? Спроси самого себя; мое дело только показать, что оно ни от природы, ни от Бога. Итак, скажешь, само собою явилось? Ни в каком случае. Что же, или оно нерожденно? Замолчи, о, человек! Беги от такого безумия, и не воздавай злу одинаковой чести с Богом, и притом высочайшей. Ведь, если зло нерожденно, то значит оно могущественно, и нельзя ни отвратить, ни уничтожить его: всякому известно, что нерожденное не может погибнуть.