Творец

Я готовился к расставанию и не заметил, как наступил вечер. Подкравшаяся к моему окну сизость сумерек еще не успела смениться прохладной тьмой. Закрыв глаза, я стал медленно и осознанно погружаться с сон. В отдалении замельтешил наплыв какой-то удалой музычки, она повисела на одной волне какое-то время, а затем стала быстро настигать мой слух, пока не взорвалась громовыми раскатами и барабанными дробями. Я открыл глаза, непроизвольно зажимая уши, и понял, что сижу на вершине лысоватой скалки, которую сегодня писал, а музыка доносится снизу.

Вскочив на ноги, я осознал, что непроизвольно погрузился в свою мифическую реальность. Небо озаряли малиновые и белые всполохи фейерверка. В городе гремел праздник. Мне ужасно захотелось посмотреть.

Последнее время я довольно часто оказывался по эту сторону реальности и мог находиться здесь уже довольно долго. Посмотрев на дверь, которая сегодня выглядела как стул, я решил, что у меня есть примерно час, и начал спуск.

Ворота города были открыты, и гулянье шло далеко за его пределами. На каждой маломальской сопке или валуне возвышался жонглер, фаерщик или музыкант, а вокруг сидел простой люд и подбадривал выступающего улюлюканьями и нестройными хлопками. Вокруг этого творческого беспредела сновали крестьяне с бочками на колесиках. От деревянных пузатых тар шел сладкий хмельной дух, в них плескался сидр. За пару монет хозяин открывал краник, и гуляки подставляли свои глиняные кружки. Сидр пенился, стекая медовыми струйками по стенкам. Я почувствовал, что хмелею от одного только вида этого средневекового разгула.

Позабыв о времени, я устремился вперед, ближе к воротам. Там, на небольшом помосте разворачивалось целое представление – то ли спектакль, то ли еще чего. Люди в ярких одеждах и все поголовно в высоченных остроконечных колпаках, что-то стройно декламировали, барабанщик заполнял пробелы их речи дробью, а толпа окружившая помост протяжно охала.

Но насладиться представлением я не успел, мое внимание отвлекли две спешащие во чрево города фигуры. Вишнево-черные костюмы, залихватский смех и дурашливые подскоки на ходу были волнительно родными. Еще не вполне утвердившееся счастье заскользило в пределах моей грудины. Позабыв обо всем на свете, я помчался за удалой парочкой арлекинов, наскакивая на танцующих, поющих и пьющих горожан и жителей близлежащих сел.

Я нагнал арлекинов, когда они миновали городские ворота, и стал звать.

– Сеня, Кира! Эй, ребята погодите же!

Но ребята и не думали останавливаться. Тогда я обогнал их и чуть не сшиб с ног, наскочив со всего разбегу. Шуты оказались довольно дружелюбными, то ли в связи с праздником, тол и потому что выпивали. Но они не были теми, за кого я их принял.

– Откуда у вас эти костюмы? – спросил я.

– Заказали у «Зила и Ила», – пояснил один из них.

– У них самые божеские цены в городе, – добавил второй.

– Но почему именно такие? – продолжал недоумевать я.

– Ты не местный, да? Тут все шуты ходят в таких, кроме счастливчиков приближенных ко двору Айсу, у них золотисто-фиолетовые цвета.

– Айсу? Какой еще Айсу?

– Да парень, из каких дальних далей ты приехал? – подивились оба приятеля. – Нашу Айсу знают все в округе и за ее пределами, должно быть, тоже.

– Никто, правда, не знает, где пределы нашей округи, уж больно она велика, – прохихикал второй.

Я погружался в свой запредельный, воображаемый мир десятки раз, но сегодня впервые вступил в контакт с жителями Аметрина, с теми, кого создал сам. Это было странно и волнительно, ни на что не похожие ощущения. Мне хотелось о многом их расспросить, слиться с толпой, стать продолжением своего же творения. Но из грез меня выдернул голос глашатого, который возвещал о том, что до священного таинства осталось всего полчаса, и желающим на него попасть нужно поторопиться к замковым вратам.

– Как только таинство начнется, врата будут опущены, и вы не сможете проникнуть в священные золотые залы, – орал глашатай.

Меня словно кипятком обдало. Мои врата тоже, должно быть, скоро сотрутся, и я не смогу вернуться обратно. Как же я мог позабыть о времени! Я рванул обратно к холму что было сил.

Еще издали я увидел возвышающийся бугорок на лысой черепушке холма и позволил себе перевести дух. Но как только я преодолел подъем, мои двери стали странно себя вести. В сгущающихся сиреневых сумерках они неестественно мигали и трепыхались. Не успел я подбежать к стулу, что служил проходом, как его ножки и гнутая спинка заизвивались словно змеи и стали таять, обращаясь в сизоватый дым.

Пытаясь собрать в кучу, расползающиеся остатки прохода, я шарил в едком дыму руками, валялся и катался на том месте, где только что стоял мой стул. Я пытался чуть ли не врасти в землю, надеясь, что хоть частичка перехода осталась. Но он исчез, растворился во времени и пространстве. Моя связь с реальным миром стерлась, обратилась в дым и улетучилась. Я оказался заперт в границах собственных фантазий. Я стал пленником своего же творения, заложником самого себя.

Глава 17