Творец счастья

Я решительно отстраняюсь от нее, чем вызываю новую волну истерики:

– Направдэ слышалэм кроки и халас. Зосталэм окрадзона! Розумешь О ЦО ХОДИ?! (Точно слышала шаги и шум. Меня обокрали! Понимаешь, что я имею ввиду?!)

– А кто тут ХОДИТ? Да никто тут НЕ ХОДИТ! – не выдерживает охранник, которому запало последнее польское слово. – Я все время у лестницы сидел – никто не ходил нигде!

Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, пиявка. Не согласился остаться добровольно, будешь шантажировать полицией. А нам скандалы не нужны и полиция тут нам тоже не нужна, особенно сейчас, когда соревнования на носу.

Но ни на какой шантаж я не поддамся. Я хмурюсь и кошусь в номер пани, когда замечаю интересную вещичку на полу под тумбочкой в распахнутой настежь ванной комнате.

– Пани Щетинска, давайте проверим, все ли ваши вещи на месте, – говорю я, а сам думаю: «Эта зараза, не моргнув глазом, может солгать, что у нее тут миллион кто-то стыбзил».

Она нервно начинает перебирать шмотки в сумочке и в своем розовом перламутровом чемодане.

– А-а-а! Муй злоты нашыйник! Зостал скрадзоны! (А-а-а! Мое золотое колье! Его украли!)

Я устало облокачиваюсь на дверной косяк и сплетаю руки на груди.

Слышу, как один охранник спрашивает другого:

– Зачем ей золотой ошейник?

– Наверное, для этого, того, ну… садо-мазо, – тихо отвечает тот.

– Цыц! – осекает их Михайловский.

– Это все, что пропало? – спрашиваю я, косясь на кусочек золотого украшения, слегка виднеющееся из-под тумбочки.

– А чы то не выстарчэ?! Тэго не выстарчэ!? Ест бардзо дроги! И зостал скрадзоны! Дзвоне до полицыи на тых мяст! (А что, этого мало?! Этого мало?! Оно очень дорогое! И его украли! Звоню в полицию немедленно!)

Пани Агнешка вошла в кураж и уже готова взорвать децибелами местность в радиусе пары километров, на что тут же откликается звонкий лай собак из коттеджей корпуса № 3.

Я же невозмутим и нордически спокоен.

– Еще раз спрашиваю: это все, что пропало или еще что-то? Проверяйте, пани Щетинска.

Агнешка снова начинает копошиться в своих вещах.

Смотрю на нее и думаю: она что, не понимает, что халат ее распахнулся и все мужики наблюдают ее полупрозрачное белье. Или скандал превыше всего, а остальное вообще ерунда?

– Ну что? Все остальное на месте? – опять устало и безразлично спрашиваю я.

– Вшыстко ест. Тылько нашыйник зникнэл (Всеесть. Только колье исчезло), – отвечает пани, подбоченивается и уже набирает воздуха, чтобы заорать «Полиция!», как я останавливаю ее жестом руки и громко приказываю:

– Тихо!

Она застывает с открытым ртом, а я наклоняюсь к двери ванной комнаты и выуживаю из-под тумбочки золотое колье с мелкими красными камушками. Поднимаю украшение и показываю всем присутствующим.

– Все видели? – обвожу взглядом моих работников, а потом поворачиваюсь к польке. – Видишь, Агнешка? Вот твой нашыйник. Никто ничего не украл. Сама его уронила, когда пьяная была. И никто тут не ходил! А будешь орать – вызову полицию и сдам тебя на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка. У нас после одиннадцати вечера шуметь и орать запрещено. Поняла!?

Она растерянно кивает и стоит столбом. А мне уже все равно, что там с ней. Я вижу, что Эльфийка перенервничала, стоит бледная у стены и за грудь в области сердца держится. Это ведь она будет отвечать, если у постояльцев начнут пропадать вещи. Надо срочно ее утешить, но тут столько глаз, опять не судьба сказать ей о моих чувствах…

– Расходитесь, мужики, – киваю охранникам и управляющему.

Сам иду к Свете, вижу, что ее мелко потряхивает.

– Все хорошо, Свет. Все хорошо, – тихо говорю я, обнимая ее за плечи. – Ничего не случилось. Просто недоразумение.

Минута проходит, прежде чем она выдергивается из моих объятий и, уже справившись с дрожью, резко произносит:

– Да, все обошлось. Просто недоразумение. Извините, что разбудили вас, Михал Михалыч.

Я опускаю руки и смотрю, как она плавно поворачивается и направляется к лестнице, ведущей на выход из коттеджа. Оглядываюсь на номер Агнешки. Она стоит в дверном проеме и по лицу ее перекошенному видно, что наблюдала, как я Эльфийку обнимал. Ну и ладно.

– Спать иди! – командую я и ухожу по коридору.

***

Никак не получается снова заснуть. Ворочаюсь, прислушиваясь к звукам ночного леса, доносящимся из чуть приоткрытой форточки.

Почему она нервно вырвалась из моих рук? Я ей противен, или как? Да, ситуация не располагала к обнимашкам, но все же я почувствовал, как она резко выдернулась, как от прокаженного, а я так нежно прикасался к ней, заглядывал в глаза… А она смотрела, как будто сквозь меня.