Творец счастья

Я вхожу, захлопываю дверь и уже приготовился схватить ее за загривок, когда она поворачивается ко мне лицом. Застываю, глядя на ее разбитый заплывший глаз, замечаю ссадины на подбородке и синяки на шее.

Она спокойно, и даже как-то с вызовом смотрит на меня.

– Вижу, господин Кучинский выяснил, что программа оказалась недоработанной, – иронично улыбаюсь я.

– Знала, что ты догадаешься и найдешь меня, Рузанов.

– Тогда дверь не надо было открывать.

– А что толку? Ты бы все равно меня поймал и «отделал по орех». Так что давай по-быстрому с этим разберемся и проваливай.

Я согласно киваю и уже готов приступить к мести, когда в прихожую с криком «мама» вбегает девчушка лет пяти. Алина-Марина садится на корточки, обнимает ребенка и успокаивающе ласково гладит ее по голове.

– Иди, малыш, мультики посмотри. Я тут с дядей поговорю. Если стучать будем, ты не бойся, только из комнаты не выходи. Хорошо?

Девочка кивает и убегает в комнату.

– Если бить будешь, Рузанов, или отсосать заставишь – пошли в ванную. Не надо, чтоб ребенок видел.

Я стою, как утюгом стукнутый, не шевелюсь даже. Та ли эта Алина? Может я ошибся адресом? Но нет, не похоже, что ошибся. Вот только сейчас я вижу не расфуфыренную куклу с надутыми губками и безграничной глупостью в глазах. Нет, не та это Алина, это совсем другая женщина. Ну и что за этим всем скрывается?

– Почему, Алина э-м-м… Марина? Чем тебя Кучинский зацепил? – зло спрашиваю я. Хочу, мля, разобраться. Реально хочу.

– Какая тебе разница, Рузанов? Давай уже мсти и проваливай, – устало говорит девушка. – Ты остался «при своих», это Кучинский в заднице. Так что, давай, возмещу твой моральный ущерб и пошел ты нахрен!

– А вот так со мной разговаривать не надо! Я, мать твою, зол и серьезно.

– Ну и что ты мне сделаешь? Думаешь, я тебя боюсь? Я тебя знаю. Ты – не Кучинский. Ты, хоть и зол, но вряд ли будешь бить. Если бы хотел, я бы уже по стенке стекала.

– Вижу, тот жирный боров уже отметелил тебя за все и за всех. Давай, правду рассказывай. Как, что и зачем? – настаиваю я. – И почему ты не говорила, что у тебя есть дочка?

Я реально озадачен сейчас.

– Ты смеешься, Рузанов? Тебе же нужна была глянцевая секси-кукла с сиськами навыкат, а не домохозяйка с «прицепом». Да ты бы на обычную девушку и не посмотрел бы никогда.

В голове сразу мелькает мысль: «А ведь верно. Если бы тот мудила Мухтар не притащил Катю ко мне в номер, вряд ли бы я когда-нибудь обратил внимание на нее. В мою жизнь, в мою вип-зону она бы никогда не пришла сама, а я никогда не отправился бы пешком по проспекту в поисках скромных добропорядочных девушек». Внутри меня что-то даже вздрогнуло от этой мысли.

– Но ты могла сказать, что деньги нужны для ребенка, например, а не на дорогие спа-салоны. Или я, по-твоему, совсем упырь бездушный? Я же никогда не обижал тебя, могла бы и доверить мне свою тайну.

– А ты посмотри на себя, Кирилл. Что или кого можно тебе доверить? – она устало вздыхает и отворачивается. – К тому же мне одного шантажиста хватает. Ты брал то, что хотел и бросал мелкие подачки…

– Так он тебя шантажировал? – догадываюсь к чему она клонит. – Угрожал? Ребенку угрожал?

Она закатывает глаза, мол «какое тебе дело?»

Не могу сдержаться и выдаю трехэтажную тираду в адрес упыря- Кучинского.

– В любом случае, могла бы пожаловаться, что тебе угрожают. Сказала бы, что шантажом заставляют украсть прогу у меня. Такие ситуации разруливаются на раз-два. И тогда бы я все решил быстро и ты не пострадала бы.

– Уйди, Рузанов. Прошу тебя. Если мстить не будешь, лучше уйди.

– Я не уйду. Теперь уж точно не уйду. Давай, рассказывай все, как есть. Хватит этих загадок уже. Выкладывай!

– Зачем, – иронично улыбается она.

– Ты, как я полагаю, все еще на крючке у Кучинского? Может, я могу снять тебя с этого крючка. А? Алина-Марина? Или что, оставить тебя тут в полном дерьме?

– У-у-у, так ты такой добрый у нас, оказывается? – недоверчиво смотрит она на меня, а в глазах уже слезы блестят.

– Миша сказал, что я влюбился. Поэтому, наверное, доброта прет из меня со страшной силой, – пытаюсь пошутить я, в надежде, что она не разревется тут сейчас, а то не люблю я эти ситуации с женскими слезами. – Я ж тебе не чужой, в конце концов!

Видимо, решив, что я таки не совсем ей чужой, она решается заговорить.

– Не моя это дочка, – кивает она в сторону комнаты. – Сестры погибшей. Девочка маму не помнит – была совсем малюткой, когда Алина погибла. Меня мамой называет, а я не говорю ей правду… Ну… я не отдала ее в детдом, опекунство оформила.

Замолкает. Вздыхает тяжело. Я жду, не тороплю – пусть сосредоточится и уже выложит мне все, что накипело. И она таки взрывается, радуясь возможности высказаться.