Творец, субъект, женщина

Самый известный пример влияния категории Вечной Женственности Соловьева на русский символизм — это «Стихи о Прекрасной Даме» А. Блока и любовная история поэта и Л. Д. Менделеевой. В данном примере на первый план выдвигается категория музы: Л. Менделеева является вдохновительницей поэта. Соловьевское влияние заключается в том, что любимая женщина не только идеализируется в художественной форме, но и становится божественной фигурой. История Блока и Менделеевой также отлично показывает то, как вольно поэты интерпретировали и развивали идеи Соловьева. Прежде всего это проявляется в том, что космическая сила Софии сужается в фигуру музы поэта и что идея мирового синтеза отодвигается в сторону по сравнению с задачами эстетической конструкции. Вообще в символистской практике Соловьевская категория фемининного (София, Вечная Женственность и т. д.) чаще всего совпадает с категорией музы. Есть, однако, и другие примеры. Из области общественных и эстетических идей можно, например, указать на воззрения Гиппиус и Мережковского, которые подчеркивали мысль о синтетичности и соединении полярностей во всех сферах общественной и частной жизни. Далее, как показывает, например, А. Ф. Лосев (Лосев 2000, 578 и след.), синтетическая философия Соловьева найдет отражение в поэзии Брюсова и Бальмонта. Брюсов, например, в предисловии к сборнику стихов «Urbi et Orbi» (1903) подчеркивает взаимосвязь стихотворений одного поэта (Брюсов 1990, 77). На связанность всего со всем указывает и само название «символизм» (слово «символ» в греческом языке обозначает соединение) — термин, который появился в русском литературном обиходе именно благодаря брюсовским сборникам «Русские символисты». Хотя примером для Брюсова являлась французская литература, его идеал синтеза сходен с философией Соловьева. Если для Соловьева здешний мир является знаком потустороннего, то для авторов-символистов, в том числе для Брюсова, символы новой символистской поэзии имеют такой же трансцендентный характер. Таким образом, хотя Брюсов выступал против мистической и религиозной идеологии в эстетике и неоднократно вступал в полемику с «соловьевцами» (особенно с Белым), его собственные эстетические идеалы во многом аналогичны идеям В. Соловьева.

Суммируя значение философии Соловьева для символистской эстетики, можно прийти к следующему выводу: как у Соловьева, так и у ранних модернистов гендерные категории служили средством формирования и выражения философских идей. Если философия Соловьева посвящена темам мироустройства, то символисты воспринимали его идеи чаще всего сквозь призму эстетики. Категория фемининного у Соловьева была таким многозначным понятием, что была способна различно функционировать в символистской творческой и социальной практиках.

Западноевропейский fin de siècle

При рассмотрении формирования символистского эстетического дискурса, помимо романтической традиции и философии В. Соловьева, следует учитывать современный для символизма культурный контекст[43]. Как убедительно показывает исследование Л. Энгельштейн «Ключи счастья» (Engelstein 1992, Энгельштейн 1996), пол, «Эрос» и сексуальность широко обсуждались в различных дискурсах эпохи fin de siècle. Эти дискурсы пересекаются друг с другом. В ходе анализа различных дискурсов, тематизирующих вопросы о поле и гендере, эросе и сексуальности, подтверждаются актуальность, активность и разнородность дискуссий вокруг понятия пола. Примечательно, что данная дискуссия велась не только в России. Ниже я выделяю некоторые пересекающиеся друг с другом дискурсы, тематизирующие пол и гендер, для того чтобы указать на широту и неоднородность того культурного контекста, в котором разрабатывалась эстетическая концепция фемининности.

Пол обсуждался, во-первых, в научной (медицинской, психологической и философской) литературе[44]. Стимулом для русской дискуссии служили большей частью переводы книг западноевропейских авторов[45]. Внешне психологические и медицинские высказывания не были связаны с эстетическими концепциями, но практически они сливались с философско-эстетическим дискурсом[46]. Наилучшим примером такого слияния является книга «Пол и характер» (ориг. Geschelecht und Character, 1902)[47] австрийского философа (студента философии) Отто Вейнингера (1880–1903).