Хотя лучше бы мне этого не слышать. Леона обвиняли в нарушении вековых запретов, наложенных еще эльфами – основателями города. И виной этому был я. Та злополучная свистулька, что лежала сейчас в моем кармане, была сделана из ветви священного дерева, и за эту сломанную ветвь Леону грозило наказание.
Это странное собрание трудно было назвать гуманным судом: тип в плаще только обвинял и не давал возможности оправдаться. Будь у меня возможность, я бы объяснил ему, что паренек не виноват, что он только хотел сделать мне приятное. Да и вообще, похоже, никто уже давно не рассказывал эльфам про важность этого священного дерева. Я отлично помнил, что и Эллина, и ее брат неоднократно жаловались на то, что молодежь совсем не знает своей истории.
– Как отсюда выйти? Я должен им сказать…
– Нет, тебе нельзя туда, это их дело, – перебила меня девушка и опять нахмурилась.
Я задумался: с одной стороны, мне не терпелось вмешаться в суд над невиновным эльфом, а в том, что я вижу именно суд, я уже не сомневался. С другой стороны, я мог только испортить все своим вмешательством. Как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. В конце концов, эльфы действительно способны сами разобраться в своих делах.
Я вновь прильнул к щели.
– Лионель, сын элла Талиароса, за нарушение Закона приговаривается к изгнанию без права возвращения. Все мужчины из рода Талиароса также приговариваются к изгнанию, с правом возвращения через четыре века. Все женщины рода, не пожелавшие последовать за мужчинами, обязаны в течение года найти себе новых мужей либо покинуть город без права возвращения. Все имущество рода переходит в управление Совета старейшин…
За один маленький проступок наказывали не только мальчишку, но и всю его родню! Это сколько ж людей, то есть эльфов должны уйти из города? А сам Леон? Его изгнали навсегда! Какая-то чушь! Полнейший беспредел. Мне нужно немедленно выйти к ним! Должны же они послушать великого и могучего Странника? Даже если это будет мне стоить очень дорого! Уж лучше я покину этот город вместе с Леоном, чем стану терпеть такое и молчать.
Моя похитительница опять склонилась надо мной:
– Видишь, я говорила тебе. Они опасны. Их закон жесток, и они не знают жалости. Пойдем со мной, я выведу тебя из города.
– Ну уж нет, я прямо сейчас пойду туда…
– Нет! – вскрикнула она, но тут же снова перешла на шепот: – Пойдешь против их закона – они убьют тебя.
– Ты не понимаешь, я не простой человек, я для них…
– Странник, – перебила она. – Никто не выше их закона. Эльфы не люди и в сострадании видят не силу, а слабость. Послушай, ты только хуже сделаешь. Я за тобой восемь дней наблюдаю, они тебя слушать не станут. Соврут, обманут, но по-твоему не будет.
– Восемь дней? – удивленно переспросил я.
– Смотрела, как ты живешь. Ты слеп. За твоей спиной они говорят о тебе, и ты не слышишь.
– Но он мой друг! – возразил я.
– Эльф? – Лицо ее скривилось, словно она съела что-то горькое. Судя по всему, эльфов она ненавидела.
Отвлекшись на мою похитительницу, я чуть не пропустил происходящее снаружи. Услышав шум, я вновь прильнул к щели.
Тип в плаще перечислял имена тех, кому предстояло отправиться в изгнание, но, услышав одно из них, Лионель вдруг вздрогнул и вскинул голову.
– Нет, – звонко выкрикнул он, – нет!
Тип в плаще замолчал и повернулся к парню.
– Искупление, – негромко пробормотал Леон и опустил голову.
– Сын элла Талиароса просит об искуплении, – громогласно объявил судья, и мне почудились в его голосе знакомые нотки.
Над трибунами разнесся многоголосый гул: кажется, присутствовавшие одобряли происходящее.
– Что это за искупление? – прошептал я, надеясь услышать от девицы объяснения.
– Искупление, – эхом повторила она и замолчала.
– Ну? – не выдержал я.
Снаружи тип в плаще спрашивал трибуны, дать ли парню новую возможность, и предлагал голосовать.
– Я читала об этом обряде, – вдруг произнесла моя похитительница. – О, мне тоже нужно это увидеть. – Она опять чем-то зашуршала и негромко фыркнула.
– Что за обряд? – Я начал злиться.
– Сейчас увидим. – В ее голосе звучала заинтересованность. – Если я не ошиблась, это будет редкое зрелище.
Я растерянно посмотрел на спутницу, прильнувшую к новой щели в стене, и вернулся к наблюдению. Меж тем голосование завершилось, и моему другу решено было дать возможность искупления. Слова попросил присутствовавший при этом безобразии отец Леона, который сдержанно поблагодарил сына.
Тип в плаще заявил, что, если Леон сможет искупить свою вину, все обвинения будут полностью сняты и более никто и никогда не посмеет обвинить его и его род в этом преступлении. Двое эльфов, также в плащах, освободили Леона. Кажется, он был ослаблен, ему хватило сил только сползти с алтаря и сесть рядом на землю. Судья положил руку ему на плечо, наклонился и что-то прошептал, затем отошел в сторону. Леон поднял голову, и мне показалось, что он смотрит прямо на меня.