Творящие любовь

«Неужели это возможно?» — Дороти-Энн задавала себе вопрос, рассматривая мотель, пока Фредди парковал машину. Эта мысль вертелась в ее затуманенном, измученном мозгу. Может ли столь ничтожное заведение стать трамплином для развития сети фешенебельных отелей по всему миру? Как могла одинокая женщина создать одно из крупнейших состояний, не имея ничего, кроме нескольких домиков?

Ответ покоился внутри урны работы Буччеллати, и Дороти-Энн осторожно поставила ее к себе на колени, прижав к животу, стремясь приблизить сосуд к ребенку, которого она носила. Серебро уже не казалось холодным и безжизненным. Она почти ощущала тепло, струящееся сквозь него.

Фредди помог ей выйти из машины, но урну женщина несла сама. На этом она настояла. Они перешли через шоссе наискосок от мотеля. Сгущались сумерки. Дороти-Энн шла как будто под гипнозом. Вдруг она споткнулась, на лбу выступил холодный пот, и тут она без возражений отдала урну мужу.

Взгляд ее заволокло слезами, когда Фредди открыл крышку. Не говоря ни слова, он передал урну жене.

Дороти-Энн молчала. Поднялся ветер, гневные грозовые тучи опустились еще ниже.

Она медленно перевернула сосуд. Ветер подхватил пепел, закружил в неожиданно образовавшемся смерче, превратив его в длинную серую полосу, и тут же упали первые крупные, тяжелые капли дождя, прибивая прах к земле.

В это мгновение Дороти-Энн поняла, почему Элизабет-Энн просила развеять ее пепел здесь — все должно кончаться там, где начинается.

Небеса словно взорвались в тот момент, когда они только повернули назад, и одновременно первый приступ боли опоясал ее.

2

На кухне, в домике управляющего мотеля миссис Рамирес прислушивалась к раскатам грома. Подняв тяжелое тело со стула, она подошла к окну, раздвинула занавески и выглянула на улицу.

Небо стало почти сине-черным, ночь наступила, молния сверкала все ближе. Скоро начнется ливень, он прибьет к земле посевы и переполнит ирригационные каналы. Бури, подобные этой, случались крайне редко, но она прожила в этих местах всю жизнь и могла предсказывать погоду по тому, как опухли ее лодыжки: она ошибалась куда реже, чем эти шарлатаны-метеорологи с телевидения. Гнетуще жаркий, раскаленный добела день предвещал страшную бурю. Рабочие-мексиканцы, высаживавшие аккуратные ряды саженцев, рано ушли с поля, торопясь попасть домой до того, как начнется дождь. Миссис Рамирес подумала о том, что ее муж и сын могут остаться у ее брата в Мексикана-Тауне и переждать грозу.

Она все еще смотрела на улицу, и вдруг брови ее поднялись. В темноте ей удалось разглядеть большую машину, припаркованную недалеко от дороги. Потом показались мужчина и женщина. Они медленно выходили из посадок, женщина осторожно ступала, согнувшись, словно от боли, мужчина ее поддерживал.

Ослепительно вспыхнула молния, и свет в домике погас. Миссис Рамирес ругнулась вполголоса: можно подумать, одной грозы недостаточно, нужно было еще и электричеству отключиться.

Она минуту подождала, чтобы глаза привыкли к темноте, потом отодвинула стул и направилась к плите, где в большой металлической кастрюле булькали бобы со свининой, нашла свечку и коробок спичек, чиркнула спичкой о косяк и зажгла свечу. В комнате стало немного светлее. Первые капли дождя застучали по металлической крыше. Инстинктивно она взглянула вверх. Судя по звуку, капли были большие, тяжелые, мощные, из тех, что больно лупят по лицу, если ливень застал вас на улице.

В эту же минуту раздался стук в дверь. Нахмурившись, миссис Рамирес подошла к двери и открыла ее. В неверном свете свечи она увидела высокого, приятного мужчину, одной рукой поддерживавшего, почти тащившего, женщину. В другой руке он держал тяжелую на вид серебряную урну. По их лицам текла вода, оба промокли насквозь. У них за спиной блестящие струи дождя пронизывали темноту ночи.

— Входите быстрее, а то все намокнет, — поторопила их миссис Рамирес. В ее хриплом голосе слышался мексиканский акцент.

Как только они оказались внутри, она надежно закрыла дверь и подняла свечу повыше. Незачем было напрасно тратить слова. Она взглянула на Фредди Кентвелла:

— Ей пришло время рожать?

— Не знаю… Мне так кажется, — ответил Фредди со страхом. — Мы были в поле, она вдруг вскрикнула и упала, почти потеряв сознание.

— Идите за мной, — велела Фелиция Рамирес, подхватывая Дороти-Энн под другую руку и помогая Фредди отвести ее в спальню.

Она поставила свечу на туалетный столик, и Фредди осторожно уложил жену на кровать. Он поставил урну рядом со свечой, взглянул на Дороти-Энн и убрал ей волосы с лица. Лоб был горячим.

— У нее жар, — сказал он, напряженно глядя на миссис Рамирес.

— Как часто у нее схватки? — спросила толстуха.

— Я не знаю, — поколебавшись, ответил он. — Одна была и прошла.

— Подождем следующую, потом заметим время.

— У вас есть телефон? — поинтересовался Фредди, взяв свечу.

— В соседней комнате. Оставьте свечу здесь. Я еще принесу. Нельзя оставлять роженицу без света. — Она заговорила чуть громче: — Если ребенок появится на свет в темноте, он будет слепым.