Творящие любовь

Генри не часто виделся с отцом. Пока мальчик рос, Заккес Хейл-младший казался загадочной фигурой, постоянно поглощенной работой. Это было большим достижением, учитывая то, что он инвалид. Его отец душой и сердцем принадлежал своей короткой, но блестящей карьере. Возможно, так он пытался компенсировать физическое увечье. Может быть, Заккес знал, что безногие долго не живут. Но меньше всего он ожидал внезапной смерти, которая подстерегала его.

Всепоглощающая преданность его бабушки своему бизнесу стала легендарной. Глядя на нее и отца, Генри поставил перед собой четкие цели.

Он начал работать в двенадцать лет на кухне в отеле во время школьных каникул и занимался случайной работой после школы, чтобы лучше познакомиться с тем, что достанется ему по наследству. Для других детей родной город представлял собой целый мир, а для Генри он стал главным городом четырех континентов. Больше всего на свете он любил сопровождать бабушку в ее поездках по всему миру, когда она следила за развитием все время растущей империи. Как единственный наследник фамилии Хейл (у тети Регины детей не было), Генри в раннем возрасте понял, что от него потребуется работа и преданность делу, и это казалось ему естественным. К тому времени, как ему исполнилось шестнадцать, все семь дней в неделю он работал, в школе или в семейном бизнесе. Уже очень давно Генри не проводил полноценных каникул. Он окончил Гарвардский университет и Гарвардскую школу бизнеса за рекордно короткий срок. Таким образом, к двадцати трем годам Генри Хейл был готов занять высшую исполнительную ступень.

Даже теперь, когда он носил желанный титул самого молодого вице-президента одной из крупнейших международных корпораций, шестнадцатичасовой рабочий день оставался скорее правилом, чем исключением. Женщинам не удавалось заманить его в свои сети, как и многих других знаменитых американских холостяков. Казалось, у него просто не хватает на них времени. Если бы кто-нибудь предположил, что он слишком холоден, стал бы он смеяться? Нет, решил Генри, смеяться бы он не стал. Он просто не понимал, над чем смеяться, потому что серьезно относился к своей карьере и вовсе не собирался совмещать работу с развлечениями. От других Генри требовал только одного — такой же преданности делу, даже в мелочах. К сожалению, Хейл быстро понял, что требовать подобного в Риме значило желать невозможного.

Оранжевые крыши слабо поблескивали на солнце, словно мягко колышущееся море, опоясывающее все семь холмов итальянской столицы. Несмотря на то что это город ошеломляющей красоты и великой истории, Генри понял, что каши здесь не сваришь. Он просто удивлялся, как это Рим еще стоит и в нем кто-то умудряется жить. Римляне являлись людьми особой породы, столь же непохожие на северян-миланцев или южан-сицилийцев, как скандинавы отличаются от арабов. Они безмерно гордились тем, что они римляне, поэтому все делали по-своему и в свое время. Их не изменить.

Генри чуть вздохнул и сжал губы. Сегодня явно не его день, подумалось ему. Правда, день вчерашний оказался ничем не лучше.

Для начала перелет из Нью-Йорка, обычно без приключений и очень утомительный. Тем не менее вчера у «Боинга-707» начались неполадки с мотором прямо над Атлантикой, и он еле дотянул до Азорских островов, где ему пришлось совершить вынужденную посадку. Посадка, хотя и вынужденная, прошла без сучка и задоринки, так что пассажиры, у которых камень с души свалился, разразились восторженными аплодисментами в адрес пилота. Как бы там ни было, приключение оказалось не из приятных. В результате непредвиденной задержки на Азорах Генри попал в Лондон в тот момент, когда его самолет на Рим уже давно улетел, и ему пришлось ждать четыре часа до следующего рейса. Для того чтобы съездить из аэропорта Хитроу в Лондон, времени было мало, но для того, чтобы спокойно сидеть в зале ожидания, его было слишком много. Время — деньги, и потерянные четыре часа стоили дорого.

Когда Генри наконец прибыл в Рим, то лимузина, который должен был ожидать его в аэропорту Леонардо да Винчи да Фьюмичино, на месте не оказалось. Когда он добрался до «Хейл Рома», Ромео Корви преувеличенно приветствовал его, чуть не падая ниц, снова и снова извиняясь за непростительную путаницу с машиной. Он лично проводил Генри в апартаменты «Портофино».