Князь вел себя настолько непредсказуемо, словно принадлежал к особой породе людей. У Луиджи не было никакого сходства с американскими мужчинами, которых ей доводилось видеть. Ни один из них не обладал такой опасной чувственностью, таким вожделением, скрытым под тонким покровом алебастровой кожи. Один человек внутри нее советовал ей оказать сопротивление в нужный момент, а другой нашептывал, чтобы она, ни о чем не думая, ответила на вызванную ею страсть, независимо от того, насколько долго она продлится, и неважно, пострадает ли при этом сама Шарлотт-Энн.
Никогда еще Шарлотт-Энн не обуревали такие противоречивые эмоции. Ее охватило смущение. Ей хотелось бы получить чей-нибудь совет, но она инстинктивно поняла, что Робин ей не поможет. Ей надо все решить самой — следовать порывам своего сердца или погасить их.
Шарлотт-Энн вдруг с ужасом сообразила, что едва знает Луиджи. Но, казалось, это не имеет никакого значения.
Она уже влюбилась в него. Но он — Луиджи ди Фонтанези, один из избранных, предмет воздыхания многих женщин, а у нее была только любовь к нему. Позволит ли она этому чувству разрастись или нет, все равно оно обречено. Ведь совершенно ясно, что ее любовь безответна.
Откуда было знать Шарлотт-Энн, что князем Луиджи ди Фонтанези, наследником одного из древнейших титулов в Италии, единственным отпрыском богатейшей и уважаемой в его стране семьи, завладели те же самые мысли? Он думал о ней.
Шарлотт-Энн взглянула на него уголком глаза. Князь стоял к ней спиной, облокотившись о поручни и глубоко засунув руки в карманы брюк, и смотрел в море. В бледном свете луны и палубных фонарей его тень вытянулась на тиковых планках пола. На его лице явственно читалась нерешительность, губы в раздумье крепко сжаты. Взгляд устремлен в пространство, но это лишь иллюзия. Его мысли здесь, рядом, он думает о Шарлотт-Энн.
Медленно Луиджи повернулся к ней. Она стояла рядом, высокая, грациозная, в призрачно-белом одеянии. Ветер крутил и рвал ее платье. Светлые глаза Шарлотт-Энн, с расширившимися, как у кошки ночью, зрачками, блеснули, встретившись с его темными.
Ди Фонтанези тоже никогда еще не испытывал такой внутренней борьбы. И Луиджи неожиданно понял, почему — он никогда еще по-настоящему не любил.
Сначала Луиджи необычайно удивился. Неужели это любовь? Бог свидетель, он достаточно общался с женщинами, а ведь ему только двадцать девять. Но всегда, будь женщина аристократкой или плебейкой, блондинкой, брюнеткой или рыжей, смуглой или розово-белой, как англичанки, он сталкивался с тем, что стоило им впервые заняться любовью, как его чувства тут же начинали угасать. Иногда медленно, иногда быстро, но пламя неизбежно гасло. Потому что всех этих женщин объединяло одно: они все считали, что постель — вернейший путь под венец. Претенденткам некогда было размышлять о том, что он может догадаться об их скрытых мотивах, что в действительности они жаждали заполучить его титул, а до него самого им не было никакого дела.
Но Шарлотт-Энн не набросилась на него, как на возможную добычу. Напротив, сначала она отвергла его. Он знал, что эта девушка не такая, как другие. Природа одарила ее естественной аурой. В ней сочетались невинность юности и царственность манер. Шарлотт-Энн оказалась достойна стать его
Здесь стояла женщина, воплотившая в себе все его мечты. Ему даже стало страшно. Он раздумывал, как поступить. Не хотелось сделать ничего такого, что могло бы напугать ее. Раз любовь встречается так редко и так чарует, он сделает все, чтобы это чувство длилось вечно.
Из нее выйдет великолепная княгиня ди Фонтанези.
Луиджи хотелось на ней жениться.
Ему казалось, что он провел на палубе уже целую вечность, пожирая Шарлотт-Энн глазами. Его тело хотело ее, но ему было ясно, что и сердце его так же, если не сильнее, желает ее. А она молча стояла и смотрела на него, высоко подняв голову, в лунном свете ее волосы сверкали, как расплавленное серебро.
— Шарлотт-Энн! — Его голос был нежен, он подошел к ней и осторожно обнял.