Творцы и памятники

— Вы не будете ни с кем ничего согласовывать и утверждать. Вы будете принимать решения и сами их осуществлять. Я иду на большой риск, но я в вас верю. Не нужно отказываться: промышленное развитие России все равно пойдет, станете вы врачом или нет. Но если вы это сделаете, одним плохим врачом станет больше и одним блестящим инженером меньше…

Баку

Шухов долго смывал с лица и рук липкую грязь, потом опустился в мягкое кресло. Усталость не проходила. От подъезда отъехал фаэтон. Завтра утром он будет снова здесь. Сегодня Шухов впервые увидел, как перерабатывают нефть; завтра увидит, как ее добывают. Этот Черный Город — на север от Баку — колонны нефтеперегонных заводов, трубы, каменные стены строений! И запах — он всюду, этот резкий запах нефти, кислоты, керосина. Яркое южное солнце в дымке, все вокруг тусклое, как при тумане. Но это не туман — это густой черный дым валит из заводских труб. На крышах домов, на стенах, на зелени немногочисленных засеянных полей, даже на крыльях птиц — слой жирной сажи. Резкие порывы северного ветра сдувают ее хлопья, гонят в море. Ветер иногда дует сутками с ураганной силой. Тогда все сидят в домах, не выходят. Пески. А в Балаханах, на юг от Баку, где добывают нефть, говорят, еще хуже. Но зато на улицах российских городов горят керосиновые фонари, и в богатых домах свисают с потолков на металлических цепях роскошные узорные лампы, и даже бедные семьи, в комнатах которых раньше горела лучина, а свечи были недоступны, теперь собираются по вечерам у керосиновых ламп. Можно читать вслух, видны не только лица друг друга, но и дальние углы комнаты. Абажуры круглые, овальные, яйцеобразные; подставки ламп простые, длинные, в виде львиных лап. Керосин становится первой необходимостью. Во все углы России идет он отсюда.

Рано утром коричневый фаэтон с узкими полосами малиновой краски на подножках, ступицах и рессорах вновь подкатил к подъезду шуховского дома. Горный инженер Соколовский, служащий Общества для добычи нефти и жидкого топлива, поднялся на второй этаж. Через несколько минут он вышел вместе с Шуховым. Скрипнули рессоры, качнулся граненый восьмиугольный фонарь, кучер ожег кнутом сперва одну, потом другую лошадь. Двинулись.

— А по железной дороге нельзя? — спросил Шухов.

— Не проложена.

— Как же нефть-то для переработки возят?

— В арбах.

— Как это?

— Сами увидите…

Европейские улицы — с двуэхтажными домами, с балконами, украшенными гнутыми решетками, — кончились быстро. Потянулся Старый город — глухие стены с толстыми калитками, минареты. Затем и это кончилось; пошли неуклюже разбросанные дома, покрытые слоем копоти и пыли. Запахло нефтью. Дорога стала хуже, появились бугры, ямы, ручейки и лужи нефти. Вокруг простиралась черная, пропитанная нефтью земля. Попадались редкие, почти без зелени деревья. Будто корней-то у них нет, и вообще кто-то нарочно воткнул в эту землю сушняк. Лошади равнодушно ступали по лужам. Скрипели огромные колеса попадающихся навстречу телег, нагруженных бурдюками; грязные возчики оборачивались, разглядывали новенький фаэтон.

— Это и есть арбы, — сказал Соколовский. — В бурдюках — нефть.

Вдали показались верхушки нефтяных вышек.

Добыча

Такого Шухов еще не видел. Маленькие огороженные участки; в углу каждого — деревянная вышка с деревянными же пристройками по бокам. Сколько их? Одна, другая, третья…

— Много, — сказал Соколовский. — С тех пор, как несколько лет назад добыча нефти перешла из рук откупщиков у казны в частные, очень многие стали промышлять этим делом. Вышки, думаете, почему стоят у самых границ участков? Чтоб соседи ограду ночью не перенесли…

Оба инженера, сойдя с фаэтона, прошли мимо длинного каменного здания — барака для рабочих, — приблизились к вышкам. Мерно пыхтели паровые машины. Но их было совсем немного. Голые по пояс рабочие крутили рукоятки огромных воротов. Круг за кругом — однообразно, монотонно, с надрывом. Остановка. Из пристроечки, что рядом с вышкой, приносят бур. Ставят его вместо долота. И снова круг за кругом. Эту скважину еще только бурят. Другие вышки стоят над уже готовыми скважинами. Скрипят на вершинах вышек шкивы, канаты вытягивают длинные цилиндрические ведра с нефтью — желонки. «Тарта!» — разносится по промыслам крик рабочих.

— Что это значит? — спросил Шухов.

— «Тарта» по-персидски «тащи», — ответил Соколовский. — Среди рабочих очень много персов. Граница почти не охраняется, вот они и приходят с той стороны на заработки. Каждую весну толпами. Все поголовно нищие, неграмотные. А нефтепромышленникам с ними иметь дело выгодно: можно и заплатить поменьше, и заставить работать побольше. От слова «тарта» и процесс добычи с помощью желонок стал называться «тартание».

Стучат о землю долота, лязгают подъемные крюки, ударяясь о железные крышки труб. Шухов стер со лба каплю нефти. А это что?