Творцы миров

Скоффин пошарил по полкам, довольно охнул, отыскав запасы сдобного печенья. Хорошо упакованные в вакуумной оболочке они могут ждать годами, пока о них вспомнят, и не потеряют ни свежести, ни вкуса. Хрустя целлофаном, распечатывал, выкладывал на широкую тарелку с низкими бортами. Кулиев молча и как можно незаметнее убрал пиво и остатки рыбы, как-то сразу ощутилось, что они здесь неуместны. Более того, у каждого, как чувствую по себе, растет ощущение, что это, мол, мы так опустились: пьем пиво, жрем рыбку…

Я молчал, собираясь с мыслями. Помню, в детстве читал рассказ какого-то англичанина, кажется, Ликокка, там он идет с двумя знакомыми дамами, в это время мимо проносится роскошный автомобиль, и одна говорит с глубоким сочувствием:

– Генри поехал… Бедный… Он полностью разорился на последней сделке с нефтью…

– Да, – поддержала вторая, – он потерял все, несчастный.

– Как он теперь будет, не представляю…

– Он разорен, полностью разорен…

Герой рассказа вступил в беседу и поддакнул:

– Бедолага. Теперь ему придется расстаться и с этим авто?

– Да, – подтвердила дама, потом задумалась и сказала: – Нет, вряд ли. Он к нему слишком привязан.

– Да, – сказала вторая, – есть вещи, с которыми не расстаются.

И дальше герой узнал, что бедный Генри и с яхтой за сто миллионов долларов не расстанется, он ее слишком любит, да и спортивный городок в Лос-Анджелесе не продаст, он сам его проектировал, и рыболовецкую флотилию вряд ли продаст, сам когда-то служил матросом… Да и с заводом по производству тракторов не расстанется, любит деревню…

У меня, конечно, после разорения не осталось яхты за сто миллионов, я в самом деле потерял практически все, то есть все капиталы, но осталась эта квартира, два автомобиля, коттедж в ближайшем Подмосковье и недостроенный двадцатиэтажный дом в Подольске. Через три месяца его вроде бы примет госкомиссия, но квартиры продавать уже можно. Просто цены в Москве на жилье растут по десять процентов в месяц, все время откладываю массовую продажу, а все по одной, по две…

Это солидный запас вложенных денег, который можно перевложить в игру. В Юбисофт или в НСсофт это не сочли бы за большие деньги, но для неизбалованных российских разработчиков это вполне, вполне. Я слушал разговоры, уже знаю, к чему придут, не маленькие, и вот наконец Николай вздохнул, помотал головой.

– Как хотите, но я на голом энтузиазме долго не проработаю. Слабый я! И хорошо это знаю. Уже не раз прокалывался.

– И я, – поддержал Скоффин. – Слушай, Володя, у тебя ж остались деньги. В смысле, вложенные во что-то. Как насчет того, чтобы выплачивать нам зарплату… э-э… скажем, по минимуму?

Я оглядел остальных, Кулиев смотрит на Николая и Скоффина осуждающе, Ворпед с одобрением, Секира морщит лоб, еще не придя к решению.

– Если я буду платить вам, – ответил я, – то собственником баймы становлюсь я?

Николай запротестовал:

– Ну да, мы будем вкалывать, а ты все загребешь?

Я отпарировал:

– А если все рухнет? Вы ничего не потеряете, зарплату получали, а я потеряю все вложенные в это дело деньги.

Скоффин сказал рассудительнее:

– Погоди, Николай не говорит, чтобы ты оплачивал его рабочий день по полной ставке. Насколько я понял, он говорит о минимуме. То ли прожиточном, то ли еще каком. Но мы все равно будем стремиться закончить байму и получить за нее деньги. В этом случае мы тоже должны что-то получить помимо зарплаты. Ибо только за минимальную зарплату и я работать не стану.

– Хорошо, – сказал я, чувствуя себя в своей стихии. – Что вы хотите предложить? Вернее, получить?

Ближе придвинулись и Ворпед с Николаем, в денежных вопросах обычно молчаливые до застенчивости. Пошел разговор горячечный и бестолковый. Я удивлялся их наивности, а ведь когда работают с прогами, то эта такая круть, что все президенты всех стран перед ними просто мелкие мыши. Сейчас же ну как дети, почему-то уверенные, что им все должны дать просто вот так задаром. Как давали когда-то папа и мама. А государство вообще-то должно их кормить, учить, лечить и развлекать за какие-то свои деньги. Которые, видимо, государству все время с марсианского НЛО падают.

– Ребята, – сказал я проникновенно, – так мы ни до чего и не договоримся, так что предлагаю эту тему оставить вообще. И разговор считать несостоявшимся. Вы хотите и рыбку съесть, и невинность соблюсти. Теперь я понимаю, почему крохотная Корея завалила мир онлайновыми играми, в которые режется все человечество, а огромная Россия, кроме тетриса, ничего не создала. Давайте забудем этот разговор. Костя, там еще осталось пиво? Ну его на фиг этот кофе…

Кулиев молча вытащил и подал мне зеленую прохладную баночку. Все молча поглядывали, как я отсел на диван и включил жвачник. Скоффин провел ладонью по лицу, нервно засмеялся.

– Да, ты прав. У нас главное: почему тот козел работает меньше, а получает больше? И не докажешь, что тот козел работает не меньше, а больше. Все мы ревниво следим, чтобы не переработаться… А корейцы пашут, вот они коллективисты. Я приношу свои извинения за чрезмерную русскость. Прошу Володю написать договор, я его подпишу.