- А ты ей напомни, что мать ее, то есть бабка твоя, сама из крепостных. Бежала от барина, устроилась в неприличное заведение, там ее твой дед-то и подобрал, а потом и женился на ней.
- Откуда ты это знаешь?!
- Да всё из этой машины. Здесь про всех есть. Хочешь, и про тебя посмотрим.
- Про себя я все и так знаю.
- Ты в этом уверен?
- Уверен.
- Тогда, где ты будешь служить с двадцать третьего по тридцать третий год?
- Этого никто не может знать.
- А я знаю. В эти годы ты будешь служить таксистом в маньчжурском городе Харбине после того, как три года провоюешь против немцев во Франции, а затем еще пять лет повоюешь на Гражданской войне в России, такой же, как в шестидесятых была у американцев.
- Про себя мне сейчас не интересно. Мне интересно знать, где Элен.
- Ну, хорошо, смотрим дальше. Ага, вот. Перемещена в 1983 год и доставлена в психиатрическую спецлечебницу в городе Талгар Алма-Атинской области.
- Что еще за Талгар?
- Станица Софийская Верненского уезда Семиреченской области Туркестанского генерал-губернаторства.
- Ну и глухомань.
- А что? Самое место для того, чтобы содержать ведьм, людоедов, да потомков от браков людей с чертями. Если бы ты сообщил мне раньше, можно было бы отбить ее у жандармов по пути следования. И знаешь, кто ее туда поместил? Кирилл Маркович Новогудин.
- Да я его зарублю.
- Кого?
- Ротмистра нашего.
- А он-то тут при чем? Он всего лишь проболтался брату.
- Все равно зарублю.
- Дело твое. Тогда попадешь на каторгу, свяжешься со злости с революционерами, в семнадцатом вернешься в Петроград, вступишь в партию большевиков, войдешь в состав военно-революционного комитета, потом отправишься комиссаром на фронты Гражданской войны, после которой станешь большим большевистским начальником. А в тридцать седьмом году вспомнит о тебе тот самый Кирилл Новогудин. Он будет к тому времени в большевистской охранке служить. Мастера ведь в любых делах, в том числе и в заплечных, всегда нарасхват. Он-то и подпишет ордер на твой арест. Привезут тебя в Сухановскую тюрьму в Москве, отобьют все органы, а потом опустят в ванну с кислотой и спустят в канализацию. Такая судьба тебе больше нравится?
- А что же ты предлагаешь?
- Вот с этого-то и надо было начинать, - торжествующе произнес Вольдемар. - Мы можем вместе направиться в восемьдесят третий год и вызволить Элен из лечебницы. Не скрою, это небезопасно. Но мы ведь с тобой русские офицеры. После этого мы переместимся в безопасное место и безопасное время. Там ты встретишь и самого себя в пятидесятипятилетнем возрасте, ничего не знающего о судьбе Элен после того, как она пропала. Но для этого ты должен сделать выбор. Вот два ключа. Этим ключом без букв Аграфена только что закрыла входную дверь. Если мы откроем дверь им, то ты спокойно выйдешь в третье июня девятьсот девятого года и окажешься перед выбором: либо тут же поехать на вокзал и на всех парах помчаться рубить голову Новогудину и потом оказаться на каторге, либо сперва зайти в "Лондон", осушить полуштоф "Смородиновой" на пару с сидящим там сейчас Вершковым и, посоветовавшись с ним, прийти к выводу, что братья Новогудины сделали это для твоего же блага. Потом, остудив свой пыл, ты сможешь спокойно поехать на месяц к матушке в имение, рассказать ей, от какой напасти счастливо избавился. После этого второго июля вернешься в свой полк, где тебя будет ждать приказ о назначении тебя командиром эскадрона.
- А как же Новогудин?
- А Новогудина к тому времени убью я. Чего не сделаешь ради старого друга. Либо, - продолжил Пчелкин, - ты выберешь вот этот ключ с буквами "Он" и "Добро". "Он", как ты помнишь из первого класса гимназии, это семьдесят, а "Добро" - это четыре. Это означает, что мы перенесемся на семьдесят четыре года вперед - в восемьдесят третий. Тогда из квартиры выйдут сразу двое Лихославских. Второго ты, конечно же, не заметишь, и он точно также по выходе на Восьмую линию раздвоится. Один пойдет направо и на углу Среднего проспекта зайдет в "Лондон", другой же поймает извозчика и поедет на Варшавский вокзал. Ну что? Выбор за тобою.
***
Поздним августовским вечером из подвала старого московского дома, расположенного в Армянском переулке, вышли мужчина и женщина. На это событие никто из видевших это не обратил бы никакого внимания - известно, что могут делать мужчина и женщина в грязном сыром, пропахшем канализацией подвале. Не обратил бы, если бы не одно обстоятельство: как у мужчины, так и у женщины висели за спиной пистолеты-пулеметы Томсона с огромными дисковыми магазинами. Перейдя через улицу Богдана Хмельницкого, как раз в том месте, где она превращается в улицу Чернышевского, парочка пошла по Старосадскому, и, пройдя несколько домов после Исторической библиотеки, свернула во двор.