Творцы русской идеи

Постсовременность — возврат к достижениям прошлых эпох. Наши мудрые соотечественники еще в прошлом веке пришли к выводу: существуют различные виды общности, есть ложная, но может быть и подлинная. Тяга к общности — не стадный инстинкт. Будущее человечества — в высокой общности, где личность полностью раскрывает себя. Идея соборности решает эту проблему, проблему космической эпохи. Человечество начинает со стадности, затем преодолевает ее и рождает более высокую общность. Индивидуализм способствует выходу из стадности, но сам он — не высший плод культуры.

Что касается ложной общности, то этот вид социальной организации может представлять собой опасность для человечества. Сюда относятся связи, основанные на представлениях о национальной исключительности («раса господ», «избранный народ»), преступные организации (мафия), организации с тайными целями (масонские ложи), политические партии «нового типа», куда трудно было войти, а еще труднее выйти (КПСС, НСДАП и др.). Все эти общности построены по иерархическому принципу, открывают бездну преимуществ для «своих» и направлены на подавление «иных». Соборность отличается от этих видов общности своей открытостью, общедоступностью и человечностью. Будущее принадлежит соборности.

Хомяков говорил, что спасать надо не человека, а человечество. Вл. Соловьев отвергал индивидуализм. Идею личного спасения он называл «средневековым миросозерцанием», делом прошлого. Спасаться надо не отдельными делами, а одним, общим делом человечества. «Философия общего дела» — это уже наименование учения космиста Николая Федорова. В русском космизме идея соборности обрела деятельные черты. Абстрактные призывы Соловьева к добру воплотились здесь в конкретную программу: человечество должно объединиться против извечного врага смерти, вернуть к жизни ушедшие поколения, для размещения и прокормления которых надо освоить космос.

Павел Флоренский, поясняя идею соборности, берет для сравнения русскую песню. Она гетерофонична, то есть допускает полную свободу голосов при сохранении гармонического единства, в ней нет раз навсегда неизменных партий, при каждом из повторений напева появляются новые варианты как у запевалы, так и у хора. Последний нередко вступает не в том месте, как ранее, а то и вовсе не умолкает во время запева. Единство достигается внутренним взаимопониманием, каждый более или менее импровизирует, но тем не разлагает целого, — напротив, связывает прочней, ибо общее дело вяжется каждым исполнителем — многократно и многообразно. Суммируя некоторые идеи труда «У водораздела мысли», Флоренский писал: «Живя, мы соборуемся сами с собой — и в пространстве, и во времени, как целостный организм, собираемся воедино из отдельных взаимоисключающих — по закону тождества — элементов, частиц, клеток, душевных состояний и пр. и пр. Подобно мы собираемся в семью, в род, в народ и т. д., соборуясь до человечества и включая в единство человечности весь мир»³². Соборность — категория всемирного единения. О соборном единении различных народов мечтал Николай Лосский.

В философском плане понятие соборности тесно связано с древней диалектической категорией всеединства, означающего взаимное проникновение, тождественность частей и целого. Сохраняя свое многообразие, эти части едины друг с другом и со своим целым вплоть до полного совпадения, но и сохранения своей неповторимости. Эта идея возникла у досократиков, а через средневековую схоластику и возрожденческий пантеизм влилась в немецкую классику. Шеллинг называл свое учение философией всеединства. Не ссылаясь на Шеллинга, Вл. Соловьев положил идею всеединства (в разных аспектах) в основу своего мировоззрения. У последователей Соловьева эта идея получила широкое распространение.

Составная часть русской идеи — эсхатология. Помимо евангельских корней она впитала в себя и немецкую их трактовку. Кант (в своем маленьком шедевре «Конец всего сущего») мог позволить себе иронию над апокалипсисом: развитие беспредельно, считал он. Но уже у Шеллинга идея конца истории приобретает более строгий, «позитивный» смысл: бесконечный прогресс опасен, пора остановиться. Русская эсхатология активна и оптимистична. Русские видели в последней книге Евангелия предупреждение человечеству: катастрофа наступит, если люди не предотвратят ее, последнее в их силах. Русская эсхатология гуманистична, она предполагает не уничтожение, а преображение человечества. Здесь уместно вспомнить о «сверхчеловеке» Ницше. Для Соловьева и Федорова сверхчеловек — это будущий человек, который преодолеет свою главную беду — подчинение смерти и встанет на один уровень с Богом.