Творцы русской идеи

Итак, смысл любви — создание нового человека. Это следует понимать и в переносном смысле — как рождение нового духовного облика, и в прямом — как продолжение человеческого рода. Простите, вправе перебить читатель, но Соловьев недвусмысленно начал свой трактат о любви с утверждения того, что размножение не является смыслом этого чувства. Здесь необходимы уточнения. Один из первых читателей «Смысла любви» Н. Я. Грот обратил внимание автора на несуразность выдвинутого тезиса, и автор вынужден был согласиться: «Согласен juxta modum с тем, что ты, Грот, возражаешь на счет размножения. Дело в том, что я употребил это слово, чтобы избежать термина (coitus), принятого в медицинской и зоологической, но не философской литературе. Размножение же в точном смысле, т. е. деторождение, по справедливому твоему замечанию, не есть грех, а по справедливому моему дополнению есть даже искупление вины»⁴¹.

«Дополнение», то есть разъяснение своей позиции, Соловьев сделал в книге «Оправдание добра», работать над которой он начал вскоре после завершения «Смысла любви». Здесь Соловьев пишет: «Нравственно-дурное (плотский грех) следует видеть, конечно, не в физическом факте деторождения (и зачатия), который, напротив, есть некоторое искупление греха, а только в безмерном и слепом влечении (похоть плоти, concupiscentia) к внешнему, животно-материальному соединению с другим лицом (на деле или в воображении), которое ставится как цель сама по себе, как независимый предмет наслаждения»⁴².

На проблему деторождения Соловьев смотрел не только с нравственно-этической, но и социологической точки зрения. Его беспокоило падение рождаемости. В статье «Россия через сто лет» он рассуждал по поводу услышанного в поезде прогноза, будто будет в России к этому времени четыреста миллионов человек. «По недавно обнародованным несомненным статистическим данным, та значительная прогрессия, в которой возрастало наше население до восьмидесятых годов, с тех пор стала сильно убывать и в некоторых губерниях уже сошла на нуль… Есть… какая-то органическая причина, остановившая наш рост»⁴³. Поэтому призыв Соловьева (высказанный в «Оправдании добра») «деторождение благословляется»⁴⁴ приобрел общенациональный, государственный смысл.

Соловьев выступает против любой «робинзонады» любви. Любящая пара живет не на необитаемом острове, а среди людей, среди таких же любящих пар. Преодоление эгоизма не может ограничиться тем, что ты перенес свою исключительность на объект любви, считаешь центром Вселенной не только себя, но и своего партнера. «Из того, что самое глубокое и интенсивное проявление любви выражается во взаимоотношении двух восполняющих друг друга существ, никак не следует, что это взаимоотношение можно отделять и обособлять от всего прочего как нечто самодовлеющее, напротив, такое обособление есть гибель любви»⁴⁵. И Соловьев настаивает: «Истинная жизнь — жизнь индивидуальности в ее полном и безусловном значении осуществляется и увековечивается только в соответствующем развитии всемирной жизни, в котором мы можем и должны деятельно участвовать, но которое не нами создается. Наше личное дело, поскольку оно истинно, есть общее дело всего мира — реализация и индивидуализация всеединой идеи и одухотворение материи. Оно подготовляется космическим процессом в природном мире, продолжается и совершается историческим процессом в человечестве»⁴⁶. Любовь выступает как фактор, преобразующий Вселенную.

Любовь, для Соловьева, — не только субъективное переживание, но активное вторжение в жизнь. Как дар речи состоит не в говорении самом по себе, а в передаче через слово мысли, так и истинное назначение любви не в простом испытывании чувства, а в том, что благодаря ему совершается в природной и социальной жизни — в деле любви. Природа до сих пор была для человека либо деспотической матерью, либо вещью, рабой. Только одни поэты сохраняли робкое чувство любви к природе как к равноправному существу. Соловьев заканчивает свой трактат о любви призывом установить любовное, сизигическое (гармоническое) отношение к природе.

Вторую половину 1893 года Соловьев проводит за границей — Швеция, Шотландия, Франция. Вернувшись на родину, приступает к созданию главного своего труда — «Оправдание добра». Взгляд на структуру философии остается прежним — этика, гносеология, эстетика, но исходные принципы претерпели изменения. За «Оправданием добра» должен был последовать оставшийся ненаписанным труд «Оправдание истины» (три фрагмента, объединенные общим заголовком «Теоретическая философия» — заготовки этого труда). Есть свидетельства, что Соловьев думал о создании «Оправдания красоты», но здесь не было и заготовок.