Читаем Творцы русской идеи полностью

Василия Розанова возвратили русскому читателю. «Властитель дум» в начале века, он попал под запрет после революции 1917 года; его не только не печатали, но едва-едва упоминали. Между тем Розанов уникален. Неповторим его необычный талант, неповторима его удивительная саморазорванность, как бы выражающая антиномичность русской жизни, русского национального характера. «Один из крупнейших мыслителей русских» (М. Горький), он не скрывал своей антипатии к делу мысли, к науке. Выдающийся стилист, он испытывал определенную неприязнь к искусству слова. Враг социальных потрясений, он признавал, что «революция права»; юдофил, он легко превращался в юдофоба и наоборот; религиозный человек, не страшился богохульства; моралист, выступал против нравственности («я даже не знаю, через ять или через е пишется нравственность»)2. Таков Розанов. Весь сотканный из противоречий. И не наша задача рвать эту ткань, указывать на «ошибки», обличать в непоследовательности, сглаживать шероховатости, тем более — делать купюры, как это было принято совсем недавно под бдительным оком идеологической цензуры. Нам он нужен без прикрас. О Розанове говорили, что он пишет обеими руками — левой и правой, публикуясь и в революционной, и в консервативной прессе. Пусть предстанет он перед нами цельным, а не только с одного (левого или правого) бока. И ценим мы его не за метания и парадоксы, а за нечто последовательное и постоянное, неистребимое — любовь к России и русскому человеку.

Розанов писал о России в период начавшегося упадка страны. Позади осталась блистательная эпоха века Просвещения и классики, надвигались на Россию бедствия, чудовищные войны и самоистребление, апокалипсис, который он предугадал, а затем и живописал. И чем горше рисовалась ему судьба родины, тем острее он переживал свою сопричастность ей. До глубины души возмущала его ставшая уже тогда модной манера поносить родную страну: «У француза «chere France», у англичан — «старая Англия», у немцев — «наш старый Фриц», только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия»3. Для Розанова Россия — мать, и чем ей хуже, тем больше она нуждается в заботе и любви. «Счастливую и великую родину любить не велика честь»4. Ты полюби ее тогда, когда она слаба, унижена, порочна. Впрочем, когда с Россией приключилась беда, у Розанова тоже вырвалось: «проклятая Россия», но он тут же поправился — «благословенная Россия». А перед этим он попытался объяснить, в чем дело: «Россию подменили. Вставили на ее место другую свечку. И она горит чужим пламенем, чужим огнем, светится не русским светом и по-русски не согревает комнаты.

Русское сало растеклось по шандалу. Когда эта чудная свечка выгорит, мы соберем остатки русского сальца и сделаем еще последнюю русскую свечку. Постараемся накопить еще больше русского сала и зажечь ее от той маленькой. Не успеем — русский свет погаснет в мире.

До какого предела мы должны любить Россию?.. До истязания самой души своей… Любовь к родине чревна»5.

Эти слова он писал в те дни, когда создавал «Апокалипсис нашего времени». Потом Н. Бердяев назовет «малым Апокалипсисом» то, что обрушилось на нашу страну. Розанова Бердяев чтил необычайно: «В. В. Розанов один из самых необыкновенных, самых оригинальных людей, каких мне в жизни приходилось встречать. Это настоящий уникум. В нем были типические русские черты, и вместе с тем он не был ни на кого похож… По внешности, удивительной внешности, он походил на хитрого рыжего костромского мужичка… Литературный дар его был изумителен, самый большой дар в русской прозе»6. Для сравнения характеристика Л. Троцкого: «Розанов был заведомой дрянью, трусом, приживальщиком, подлипалой»7. Немудрено, что после Октября 1917 года стали ходить слухи о расстреле Розанова.

Розанов погиб не от чекистской пули, а от инсульта. Нищета, в которой он оказался, постоянный голод и холод ускорили конец. Розанова не стало 23 января 1919 года. Похоронили его в Черниговском скиту (Сергиев Посад) рядом с могилой другого русского философа — Константина Леонтьева. Через несколько лет скит был уничтожен, кладбище срыто и превращено в свалку.

Василий Розанов родился 20 апреля 1856 года в Ветлуге (Костромская губерния) в семье лесничего, рано скончавшегося и оставившего вдову с восемью детьми и скромной пенсией. Будущий писатель рос в бедности. Гимназистом, как вся молодежь того времени, он пережил увлечение Дмитрием Писаревым, Миллем, Боклем. Затем, однако, возненавидел позитивизм: «Никогда моя нога не будет на одном полу с позитивистами, никогда!»8 Новое увлечение (на всю жизнь!) — Федор Достоевский. Сочеталось оно, правда, порой с весьма нелестными высказываниями: «Достоевский, как пьяная, нервная баба, вцепился в «сволочь» на Руси и стал ее пророком»9.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное