Творцы заклинаний

– Я не хотел, – заговорщически прошипел герцог. – Меня заставили. Но я… я не хотел…

В следующий миг их уединение было нарушено. В дверном проеме возникла фигура герцогини. Вернее сказать, оба контура почти полностью наложились один на другой.

– Лионель! – рявкнула она.

Шут завороженно следил за изменениями, которые претерпевал взгляд его господина. Багровое зарево безумия померкло, ушло внутрь, уступив место холодному, угрюмому сиянию, с которым Шут уже успел свыкнуться. И все же перемены эти отнюдь не означали, будто герцог поступился и крупицей своего помешательства. Ум этого человека был подобен тикающим ходикам, которые, совершив известный кругооборот, в назначенный миг выдадут обязательное «ку-ку!».

Герцог Флем выжидающе посмотрел на супругу:

– Да, мое сокровище?

– Объясни мне, что произошло, – велела герцогиня.

– По-моему, все это дело рук ведьм, – сказал герцог Флем.

– Да мыслимо ли… – заикнулся Шут и тут же прикусил язык.

Взор герцогини Флем пришпилил Шута к стене.

– Во всяком случае, не для тебя, – произнесла она. – Болваны не в ладах с дельными мыслями.

– Я – Шут, госпожа.

– Не вижу разницы, – бросила она, поворачиваясь к супругу, и грозно продолжила: – Итак, они вновь выказывают непочтительность?

Герцог развел руками:

– Как, по-твоему, я могу противостоять чарам?

– С помощью слов, – бездумно отозвался Шут, тотчас пожалев о сказанном.

Теперь августейшая чета не сводила с него глаз.

– Повтори-ка! – приказала герцогиня.

От растерянности Шут даже выронил мандолину.

– В нашей… в нашей Гильдии, – проговорил он, – нам говорили, что слова подчас обладают куда большей властью, чем магия…

– Глупости, паяц! – вскричал герцог. – Слова – это только слова. Презренный набор звуков. Могучий посох, добрый меч преломят мне хребет… – герцог на миг взял паузу, смакуя рождение изречения, – но нипочем мне жалкий лепет.

– О сир, в языке есть слова, которым это под силу! – возразил Шут. – Лжец! Самозванец! Убийца!

Герцог откинулся назад, запуская ногти в подлокотники трона и заметно меняясь в лице.

– Подобные слова, разумеется, редко когда передают правду, – поспешно добавил Шут, – но они распространяются, как пожар в подлеске, от которого рано или поздно воспламенится сам…

– Верно! Верно! – вскричал герцог. – Я сам слышу эти слова! Слышу каждую минуту! – Он подался вперед. – Значит, это ведьмы! Их рук дело! – прошипел он.

– Так ведь, так ведь, так ведь их тоже можно одолеть с помощью слов, – выпалил Шут. – И ведьмам от них вовек не отмыться.

– И какие же это слова? – задумчиво вопросила герцогиня.

Шут пожал плечами:

– Старая каракатица. Дурной глаз. Глупая старая дура…

Черная бровь герцогини медленно поползла вверх.

– А ведь ты не такой уж дуралей, – заметила она. – Ты предлагаешь пустить молву…

– Именно так, госпожа, – пробормотал Шут и закатил глаза. Куда это он впутался?

– Ведьмы… – прошептал герцог в пустоту. – Скоро весь мир узнает, каковы они на самом деле. Они несут зло. Кровь… Это они своими злыми наговорами возвращают ее на мои руки. Даже наждачка ее не берет.

Очередная серия толчков застала матушку Ветровоск в лесу, когда она семенила по узкой, обледеневшей тропке. Снежный ком, незаметно соскользнув с ветки, плюхнулся на поля матушкиной шляпы.

Она пошла наперекор всем традициям. Если отбросить крайние обстоятельства – в общем, то, что случилось, – для порядочной ведьмы прогулка в разгар Ночи Всех Пустых дело неслыханное. Такое поведение бросает вызов традициям. Как бы глупы они ни были…

Выйдя на торфяную пустошь, матушка зашагала по ломким, очищенным ветрами от снега сучкам вереска. Серп луны, цепляя горизонт, подсвечивал нависшие над ним пики. Там, наверху, структура мира была совсем другой. Проникнуть в ее лабиринты отваживалась не всякая ведьма. Преобладающий ландшафт – зеленоватые глыбы льда, клинкообразные хребты, глубокие, таинственные каньоны – достался Овцепикам от того обледенения, в котором покоилась вселенная до своего рождения. В этот мир дорога смертным была заказана, и вовсе не потому, что он испытывал к ним вражду – по части враждебности он не перещеголял бы обыкновенный кирпич, – но потому, что в обращении с людьми он проявлял редкую беспечность.

Незваная гостья почувствовала на себе пристальный взор. Некий сгусток сознания, отличный от всех ей известных, уделял посетительнице немалую толику своего внимания. Матушка внимательно оглядела ледяные склоны, надеясь узреть какую-нибудь каменистую тень, возвышающуюся на фоне звездного неба.

– Кто ты? – прокричала она. – Кто ты и что тебе нужно?

Голос ее, отлетая от одной скалы к другой, пустился в бесконечную пляску. Невидимая за высоченными хребтами, сорвалась и приземлилась снежная лавина.

На пустоши, там, где летом, по-идиотски цыкая друг на друга, отсиживались в засаде куропатки, торчала каменная глыба. Она находилась примерно на стыке двух территорий, подведомственных ведьмам, хотя никакого формального разграничения ведьмы, разумеется, не признавали.