Творцы заклинаний

В один прекрасный день, презрев все увещевания Кампота, ведомый запахами стряпни, Веренс оказался в просторном, жарком, сводчатом каменном мешке, который служил замку и скотобойней и кухней одновременно. Забавно… Он ведь с самого детства так ни разу и не спускался сюда. Король и его кухня, хоть и решают одну общую задачу, предпочитают не соприкасаться друг с другом без крайней необходимости.

Между тем кухня кишмя кишела привидениями.

Но личина у этих привидений была не гуманоидная. Даже не протогуманоидная.

Здесь были олени и волы, кролики и фазаны, куропатки и свиньи. Мелькали даже некие каплевидные образования, в которых не без содрогания можно было угадать призраков устриц. Все местные призраки существовали в столь густом и тесном скоплении, что контуры их сливались друг с другом, превращая кухню в беззвучное кошмарное наваждение, составленное из расплывчатых зубов, клыков, кусков меха, рогов и прочего. Веренса тут же заметили, отреагировав на его появление чудным курлыканьем, разнесшимся скверным металлическим всхлипом. Сквозь толщи нагромождения призраков с беспечным видом шастали повара, занятые приготовлением вегетарианской колбасы.

Постояв минуту с разинутым ртом, Веренс бросился вон из кухни. В тот миг он еще раз посетовал на то, что лишен настоящего пищеварительного тракта – не может сунуть пару пальцев в рот и высвободить все, что было пожрано за последние сорок лет.

Чаще всего он искал утешения в конюшне, в двери которой, жалобно скуля, скреблись его любимые охотничьи псы – эти весьма тягостно переносили его невидимое, но почти осязаемое присутствие.

Но сейчас он скитался – какой лютой ненавистью успеваешь проникнуться к этому словцу! – по Длинной галерее, из пыльных, темных ниш которой на него глазели давным-давно скончавшиеся предки. К предкам он относился бы терпимее, если бы голоса доброй половины из них ежедневно не мучили его слух.

Веренс пришел к выводу, что отныне его существование будет подчинено двум целям. Первая заключалась в том, чтобы как можно быстрее выбраться из стен замка и заняться поисками сына, вторая – воздать герцогу по заслугам. После некоторого раздумья он забраковал убийство как способ отмщения – вечность в обществе хихикающего идиота способна привнести весьма изощренные муки в существование и без того несчастного призрака.

Раздумывая над своим положением, Веренс присел на лавочку под ликом королевы Бимери (670–722), чей немного чопорный, но в меру миловидный облик, возможно, и смог бы отогреть ему душу, не повстречай он королеву давеча во время ее ежеутреннего внутристенного моциона.

Сам Веренс избегал ходить сквозь стены. Даже у призрака должно быть достоинство.

Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Веренс закрутил головой.

У ближайшей дверцы был обнаружен кот, пристально щурящийся на Веренса. Тело его, усыпанное серыми крапинами, поражало своей величиной.

Или, вернее, необъятностью. Кот был покрыт такой паутиной всевозможных рубцов и царапин, что напоминал огромный и гадкий кулачище, там и сям обляпанный клочьями меха. Парой продырявленных пней зияли слуховые отверстия, единственный глаз служил желтым фонарем, проливающим на мир первобытную злобность, а хвост, покуда кот таращился на короля, петлял и скручивался чехардой вопросительных знаков.

Прослышав о том, что в покоях герцогини Флем прижилась миниатюрная блондинистая кошечка, Грибо отправился с визитом в замок, дабы засвидетельствовать красотке свое искреннее расположение.

Веренс никогда прежде не видывал животного со столь ярко выраженными чертами отпетого каторжника. Он даже не шевельнулся, когда кот, вразвалочку приблизившись, принялся тереться о его колени, мурлыча при этом, что средней руки водопад.

– Ну, полно, полно… – смущенно произнес король.

Он опустил руку и попытался пощекотать за двумя обгрызенными клочками плоти, заменявшими коту уши. Как приятно познакомиться с существом, которое, не будучи привидением, способно видеть его. Кроме того, Грибо – как сразу почувствовал король – был котом, отмеченным редчайшими дарованиями. Обитатели замка из числа кошачьих делились на две категории: к первой относились изнеженные любимцы хозяев, ко второй – плоскоухие завсегдатаи кухни или конюшни, постепенно обретающие черты сходства с теми самыми грызунами, на которых зижделось их существование. Меж тем явившийся Веренсу кот был и хозяином и животным в одном лице. Разумеется, такое впечатление может возникнуть после общения с любым котом, однако в данном случае это была не та псевдоумудренность, которая свойственна многим животным. Грибо излучал всамделишную, живую мысль, причем самой высокой пробы. А также от него шел запах. Такой запах способен снести стену или заставить воскреснуть дохлую лисицу.

Данные кота недвусмысленно свидетельствовали о ремесле особы, в доме которой он обретался.