Творцы заклинаний

– Все зашло слишком далеко, – высказался какой-то крестьянин. – Целый год пожары да поборы, а теперь вот это еще. Это вы, ведьмы, виноваты. Ничего, скоро порядок наведут. Мы свои права знаем.

– И какие же у тебя права? – осведомилась матушка.

– Денатурат, фигурат по наследству, подушный мат, право объедок, испольный бакшиш, – бойко отбарабанил крестьянин. – А также право на собирание каждый второй год желудей и допуска двух третей козы на общий выгон. Было – пока выгон не сожгли. А козочка была хорошая.

– Вижу, ты человек смышленый, права свои знаешь. Далеко пойдешь, – кивнула матушка. – Но сейчас тебе лучше идти домой.

Матушка развернулась и смерила суровым взглядом ворота замка, у которых тряслись двое стражников с белыми, как простыня, лицами. Матушка сделала несколько шагов и заставила одного из стражей окоченеть, пригвоздив его к месту немигающим взором.

– Я старая торговка, продаю яблоки из своего сада, зла никому не чиню, – пророкотала матушка так, словно была глашатаем, объявляющим в стане врага о начале войны. – Так что лучше пустите меня в замок подобру-поздорову.

В последних словах матушки блеснули острые кинжалы.

– Посторонних велено в замок не пускать, – пробормотал стражник. – Приказ самого герцога.

Матушка пожала плечами. За всю историю ведовства фокус с продажей яблок из собственного сада удался, по всей видимости, один-единственный раз и тем не менее стал традицией оккультизма, которая нынче предписывала его исполнение в качестве обязательного ритуала.

– А я ведь тебя знаю, Чемпетт Польди, – продолжала матушка. – Этими самыми руками я провожала твоего деда и принимала тебя из утробы твоей матери. – Она скользнула медленным взором по сомкнувшимся шеренгам зевак и снова заглянула в глаза стражнику, который был ни жив ни мертв от ужаса. Матушка придвинулась еще ближе и добавила: – Я задала тебе самую первую порку в этой юдоли плача и, клянусь всеми богами, задам тебе последнюю, ежели ты встанешь мне поперек дороги.

Издав негромкий металлический звон, из обескровленных от ужаса рук стражника выпало и ударилось о камень мостовой копье. Матушка потрепала бедолагу по плечу.

– И не волнуйся ты так, – посоветовала она. – На лучше яблочко.

Она было подняла ногу, чтобы двинуться своей дорогой, как вдруг проход ей загородило еще одно копье. Матушка с интересом взглянула смельчаку в лицо.

Второй стражник – отнюдь не овцепикец, как оказалось, а наемник из числа тех городских жителей, с чьей помощью было решено залатать солидные прорехи в рядах королевского ополчения, – обладал лицом, иссеченным резьбой шрамов. В данный момент некоторые из шрамов складывались в некое подобие глумливой улыбки.

– Так вот они, значит, какие, ведьмины чары, – фыркнул стражник. – Хиловато смотрятся. Может, этих деревенских олухов ты и запугаешь, но меня – никогда.

– Наверное, чтобы такого крепкого парня, как ты, напугать, придется изрядно потрудиться, – кивнула матушка, протягивая руку к своей шляпе.

– И зубы мне не заговаривай! – Глядя на матушку в упор, стражник покачивался с носков на пятки. – Знаю я таких, как ты, что мозги людям пудрят. Только со мной это не пройдет.

– Это ты уж сам потом решишь, – мирно сказала матушка и отвела копье в сторону.

– Слушай, я же предупредил… – зарычал стражник, хватая матушку за плечо.

В тот же миг ее рука произвела некий молниеносный выпад, который никто бы и не заметил, если бы уже через мгновение стражник не согнулся в три погибели, хватаясь за руку.

Матушка же, всадив булавку обратно в шляпу, решительно устремилась в ворота замка.

– Итак, приступим, – возвестила герцогиня, жмурясь от удовольствия. – Сначала Демонстрация Инвентаря.

– Да я тут вроде все уже посмотрела, – отозвалась нянюшка. – Сплошные «П», «Г», «Д» и «В».

– В таком случае нам остается только узнать, сколько еще ты сможешь развлекать нас непринужденной беседой. Флем, разожги-ка жаровню.

– Разожги жаровню, Шут, – приказал герцог.

Шут двигался как во сне. Он не был готов к такому повороту в судьбе. Пытка вообще представлялась ему малоаппетитным зрелищем. Он не принадлежал к той породе людоедов, которые смакуют хладнокровное истязание старух, а в преддверии истязания ведьмы, сопряженного с нагреванием крови до высокой температуры, Шут испытывал угрожающие спазмы дурноты.

– Не нравится мне это, – еле слышно просипел он.

– И правильно, – поддержала его нянюшка, которая славилась своим превосходным слухом. – Я запомню, что тебе это не понравилось.

– Не нравится что? – резко спросил герцог.

– Так, ничего, – ответила нянюшка. – Ну, вы долго? Я ведь еще не завтракала.

Шут поднес к жаровне зажженную спичку. Вдруг за его плечом шевельнулся неосязаемый сгусток воздуха, и спичка потухла. Шут выругался и попробовал зажечь другую. Однако, когда его дрожащие пальцы сумели донести ее до жаровни, эта спичка тоже нервно полыхнула и погасла, испустив струйку дыма.

– Пошевеливайся же! – прикрикнула герцогиня, перебирая инвентарь на подносе.

– Не хочет разжигаться… – пробормотал Шут, ибо и третья спичка, обреченно взмахнув огненными крылышками, померкла навеки.