Творцы заклинаний

– Глупое дитя. Ты всего лишь чувствовала его мысли. Это он считал, что говорит правду, но мир не всегда таков, каким его видят люди.

– Не понимаю, – призналась Эск.

– Это пройдет, – успокоила ее матушка. – А сейчас скажи мне. Этот сон… Тебя не хотели пускать в Университет, да?

– Да, и еще смеялись!

– А потом ты попыталась сжечь ворота?

Эск повернула лежащую у матушки на коленях голову и с подозрением приоткрыла один глаз.

– Откуда ты знаешь?

Матушка улыбнулась типичной улыбкой ящерицы.

– Я была за много миль отсюда, – ответила она. – Пыталась найти тебя мысленным взором, и внезапно мне показалось, что ты – везде. Ты сияла, словно маяк, вот так-то. А что касается огня – оглянись.

Освещаемое неярким утренним светом плато представляло собой нагромождение запекшейся глины. Утес неподалеку превратился в стекло и, должно быть, тек, как смола, под яростным напором пламени. Поверхность скалы рассекали огромные трещины, из которых недавно сочились расплавленные горные породы и лава. Прислушавшись, Эск различила слабое потрескивание остывающего камня.

– О-о, – протянула она. – И это все я?

– Судя по всему, да, – кивнула матушка.

– Но я же спала! Мне просто снился сон!

– Это магия, – сказала матушка. – Она пытается найти выход. Магия ведьм и магия волшебников, ну, они вроде как подпитывают друг друга. Мне так кажется.

Эск закусила губу и полюбопытствовала:

– Что же делать? Мне снятся самые разные вещи!

– Ну, сейчас мы отправляемся прямо в Университет, – заявила матушка. – Там, наверное, привыкли к ученикам, которые не умеют контролировать магию и видят кошмарные сны, иначе это заведение давным-давно сгорело бы дотла.

Она посмотрела в сторону Края и перевела взгляд на лежащую рядом метлу.

Мы опустим всю беготню, подтягивание веревок, связывающих прутья, проклятия, негромко призываемые на головы гномов, краткие мгновения надежды, когда магия вдруг начинала прерывисто мерцать, ужасное черное отчаяние, когда она затухала, снова подтягивание веревок, снова беготню, внезапное срабатывание заклинания, торопливое усаживание на метлу, вопли, взлет…

Одной рукой Эск держала посох, а другой цеплялась за матушку, хотя метла, если честно, еле плелась в каких-то двух сотнях футов над землей. В полете их сопровождали несколько птиц, которых явно заинтересовало новомодное летающее дерево.

– А ну, проваливайте! – крикнула матушка, срывая шляпу и размахивая ею в воздухе.

– Что-то мы медленно летим, матушка, – кротко заметила Эск.

– А по-моему, мы движемся достаточно быстро!

Эск оглянулась вокруг. Виднеющийся сзади Край был охвачен золотым сиянием, прочерченным облаками.

– Может, нам спуститься пониже? – предложила она и посмотрела на расстилающийся внизу пейзаж. Он казался суровым и негостеприимным. А еще он казался выжидающим. – Ты сама говорила, что метла почему-то не желает летать при солнечном свете.

– Я сама знаю, что делать, сударыня, – огрызнулась матушка, крепко сжимая черенок метлы и пытаясь стать как можно легче.

Выше уже отмечалось, что свет Плоского мира движется очень медленно, и это объясняется его прохождением сквозь мощное, древнее магическое поле Диска.

Так что рассвет здесь настает не настолько внезапно, как это происходит в других мирах. Новый день не взрывается светом – лучи мягко и незаметно заливают спящий пейзаж, как прилив прокрадывается на пляж, размывая выстроенные за ночь песочные замки. Свет склонен обтекать горы. Если деревья стоят близко одно к другому, он выходит из леса разрезанным на полоски и рассеченным тенями.

Наблюдатель, расположившийся где-нибудь повыше, скажем – чтобы не возникало никаких споров, – на перисто-слоистом облаке на краю пространства, сразу отметит, как нежно расстилается свет по земле, как устремляется вперед на равнинах и замедляет движение, натыкаясь на возвышенности, как красиво он…

Вообще-то иногда встречаются наблюдатели, которые, оказавшись перед лицом подобной красоты, сразу начинают ныть, мол, тяжелого света не бывает, и вообще, свет увидеть нельзя. Таких людей можно сразить лишь одним вопросом: а как вышло, что вы стоите на облаке?

Ладно, хватит цинизма. Внизу, над самой поверхностью Диска и перед самым рассветом, летела метла, преследуя кромку ночной тени.

– Матушка!

День сделал отчаянный рывок и накрыл беглянок. Скалы на пути метлы словно вспыхнули, омытые разливающимся светом. Матушка почувствовала, как черенок метлы накренился, и с ужасом уставилась на скользящую внизу маленькую тень, которая становилась все ближе и ближе.

– А что будет, если мы ударимся о землю?

– Это зависит от того, смогу ли я найти камни помягче, – озабоченно пробурчала матушка.

– Метла сейчас разобьется! Неужели мы ничего не можем сделать?

– Ну, мы можем сойти, к примеру…

– Матушка, – произнесла Эск тем раздраженным и примечательно взрослым голосом, которым дети обычно выговаривают своим заблудшим родителям. – По-моему, ты не совсем поняла. Я не желаю ударяться о землю. Я никогда не видела в этом ничего хорошего.