Творцы заклинаний

– И по всей стране странствуют, говоришь? – задумчиво пробормотала матушка, бросая взгляд в сторону кухни.

– Они бывают всюду, где им рады. Я слышала, сейчас одна труппа находится в Ланкре. Правда, сама я на спектакли не ходила, поскольку, как понимаешь… – Маграт потупила взор. – Благовоспитанной девушке не к лицу в одиночку посещать такого рода увеселения…

Матушка кивнула. Она всегда ратовала за благочестивый образ жизни. Правда, себя она считала исключением.

Матушка отбарабанила по столу дробь.

– Так и решим, – сказала она. – Давай попробуем. Пойди к Гите, скажи, чтобы пеленала малыша. Давненько я не видала хорошей игры на театре…

Упоение сценой было для Маграт привычным состоянием. Сцена представляла собой дощатый настил на трех пивных бочонках. Все прочие приметы театра сводились к нескольким холстам размалеванной мешковины и полудюжине лавчонок, расставленных на площади городка. И все же перед зрителями возникали картины, которые обозначали сначала «Замок», потом – «Другую часть того же Замка», каковая перевоплощалась в «Ту же часть Замка несколькими часами позже», а затем – в «Поле брани». Наконец настал черед и «Дороги, ведущей из города». Вечер в целом мог бы удаться на славу, если бы не матушка Ветровоск.

После нескольких попыток определить, какой именно из трех инструментов, представленных в оркестровой яме, именуется театром, ведьма вынуждена была переключить внимание на сцену, и вот тут-то Маграт начала понемногу проникаться смутным осознанием того, что матушка еще не совсем уяснила краеугольные аспекты драматического искусства.

По ходу пьесы матушка не раз, заходясь от ярости, порывалась вскочить с лавки.

– Так ведь он же его прикончил! – шипела она. – Убил, нагло убил! Почему все сидят и глазеют?! Говорю тебе, убил! Нас даже не постеснялся!

Маграт судорожно вцепилась в руку своей подруги, но та упрямо пыталась высвободиться из захвата.

– Да не волнуйся ты так, – прошептала Маграт, – с ним все в порядке, он жив.

– Хочешь сказать, я вру?! – не унималась матушка. – Я же собственными глазами видела!

– Пойми же, матушка, – взмолилась Маграт. – На самом деле он не умер, это понарошку, ну?!

Матушка малость утихомирилась, но время от времени продолжала издавать глухое, негодующее урчание. У нее создалось впечатление, что из нее хотят сделать посмешище.

Тем временем на сцене появился мужчина, одетый в одну рубаху, и принялся произносить долгий и страстный монолог. Пару минут матушка внимала ему с напряженным вниманием, но потом ткнула свою младшую товарку под ребра.

– А ну-ка переведи, что он там наговорил! – потребовала она.

– Он сказал, что страшно мучается из-за смерти того, второго… – начала было втолковывать Маграт, но, осекшись, поспешила сменить тему. – Ты обратила внимание, сколько здесь разных корон?

Однако матушка не желала уходить от обсуждения:

– А чего ж он тогда его убивал?

– Как тебе сказать, это очень тонкий нюанс… – беспомощно пропищала Маграт.

– Стыд и позор! – отрезала матушка. – А тот, мертвый, так и валяется!

Маграт обратила исполненный мольбы и отчаяния взор на нянюшку Ягг. Та, неторопливо пережевывая очередное яблоко, вперила в сцену пытливый взор, за которым читался ненаигранный естественнонаучный интерес.

– Я лично смекаю, – она сделала ударение на последнем слове и повторила: – я лично смекаю, что тут все сплошная липа. Да ты глянь, этот-то, второй, все еще дышит.

Прочие зрители, невольно решившие, что реплики, сопровождающие ход спектакля, являются особенностью данной постановки, все как один переключили внимание на дышащего мертвеца. Лицо трупа залила густая краска румянца.

– А теперь на обувь его посмотри, – продолжала разбор нянюшка, – ты видала, чтобы настоящий король в такой обуви на люди вышел?

Труп сделал попытку переместить злополучную обувку за картонный кустик.

Матушка, в душе которой, по-видимому, пустили первые всходы семена небольшой победы, одержанной ею вместе со старой приятельницей над лицемерами и лжецами, извлекла из котомки яблоко и принялась с обновленным интересом следить за развитием событий на сцене. Взбудораженная психика Маграт начала успокаиваться, и сама она уже готова была сосредоточиться на пьесе, как вдруг ее усердные попытки отгородиться от тлетворной желчи неверия рассыпались в прах, когда слева от нее раздался вопрос:

– А это еще что за явление?

Маграт перевела дыхание.

– Дело вот в чем. Этот человек полагает, будто этот парень – принц, хотя на самом деле он – дочка второго короля, но переодетая мужчиной, – выпалила она на одном дыхании.

Матушка молчала. Облик актера стал предметом самого придирчивого разбора.

– Он и есть мужчина, – наконец заключила она. – Правильно думает. Мужчина в соломенном парике. Только говорит почему-то пискляво.

Маграт затрепетала. Ей, конечно, были знакомы некоторые условности сценического искусства. И в предвкушении этого явления ее сердце весь день ныло от ужаса. Ибо матушка Ветровоск была из тех, что всегда занимают недвусмысленную Позицию.