Творцы заклинаний

– Никогда не видела дерева, которое бы не горело.

– Мне это кажется неправильным!

Матушка Ветровоск хлопнула створками ведущих в кузницу дверей и сердито повернулась к нему:

– Послушай-ка меня, кузнец Гордо! Женщина-волшебник – это тоже неправильно! Для женщины такая магия не годится, магия волшебников – сплошные книги, звезды и гимметрия. Ей этого ни за что не осилить. Ты вообще слышал о женщинах-волшебниках?

– Но ведьмы-то существуют, – неуверенно отозвался кузнец. – И чародейки тоже.

– Ведьмы – это совсем другое дело, – отрезала матушка Ветровоск. – Это магия, исходящая из земли, а не с неба, и мужчинам ей никогда не овладеть. А о чародейках вообще лучше не говорить. Послушай моего совета, сожги посох, похорони тело и сделай вид, что знать ничего не знаешь.

Кузнец неохотно кивнул, подошел к наковальне и принялся работать мехами. Когда из горна полетели яркие искры, он вернулся за посохом. Кузнецу не удалось сдвинуть его с места.

– Он вроде как прилип!

Кузнец дергал упрямую палку, пока у него на лбу не выступил пот. Палка упорно отказывалась поддаваться его усилиям.

– Дай-ка я попробую, – предложила матушка и потянулась к посоху.

Что-то щелкнуло, и в воздухе запахло каленой жестью.

Кузнец, слегка поскуливая, торопливо бросился к матушке, приземлившейся вверх ногами у противоположной стены.

– Ты не ушиблась?

Она открыла глаза, похожие на гневно сверкающие бриллианты.

– Понятненько. Значит вот ты как, да?

– Как? – переспросил совершенно обалдевший кузнец.

– Помоги мне подняться, болван. И принеси топор.

Ее тон ясно давал понять, что кузнец поступит очень благоразумно, если немедленно послушается. Он разворошил кучу старого хлама в глубине кузницы и извлек старый обоюдоострый топор.

– Отлично. А теперь сними передник.

– Зачем? Что ты задумала? – удивился кузнец, явно утративший контроль над ситуацией.

Матушка раздраженно вздохнула:

– Это кожа, идиот. Я оберну ее вокруг ручки. На одну и ту же уловку я дважды не поймаюсь!

Кузнец кое-как стянул тяжелый кожаный передник и осторожно подал его ведьме. Она обернула топор и сделала пару пробных взмахов. Изрядно смахивающая на паука в свете раскалившейся почти добела наковальни, матушка Ветровоск пересекла кузницу и, торжествующе крякнув, с размаху опустила тяжелое лезвие на середину посоха. Что-то щелкнуло. Что-то вжикнуло, как куропатка. Что-то гулко стукнуло. Наступила тишина.

Кузнец, замерев на месте, медленно поднял руку и коснулся острой стали. Топорище отсутствовало, а сам топор впился в дверь рядом с головой кузнеца, отхватив ему крошечный кусочек уха.

Матушка, которая выглядела слегка размыто из-за того, что удар ее пришелся по абсолютно неподвижному предмету, уставилась на кусок дерева, оставшийся у нее в руках.

– Н-н-н-н-у и л-лад-н-но, – заикаясь выговорила она. – В-в-в т-т-так-к-ком с-сл-лучае…

– Нет, – твердо сказал кузнец, потирая ухо. – Что бы ты ни собиралась предложить – нет. Оставь посох в покое. Я завалю его чем-нибудь. Никто и не заметит. Не трогай его больше. Это обыкновенная палка.

– ПАЛКА?

– Ты можешь придумать что-нибудь получше? Так, чтобы я вообще без головы не остался?

Матушка Ветровоск свирепо смерила глазами посох, который, похоже, полностью игнорировал ее, и призналась:

– Прямо сейчас не могу. Но если ты дашь мне немного времени…

– Хорошо, хорошо. А пока извини, у меня дел невпроворот, всякие незахороненные волшебники, ну и так далее…

Кузнец взял лопату, которая стояла у задней двери, но вдруг, засомневавшись, остановился.

– Матушка…

– Что?

– Ты, случаем, не знаешь, как волшебники предпочитают, чтобы их хоронили?

– Знаю!

– Ну и как?

Матушка Ветровоск задержалась у подножия лестницы.

– С неохотой.

Последний медлительный луч оставил долину, и на деревню мягко опустилась ночь, а в усеянном звездами ночном небе засияла бледная, умытая дождем луна. В темном саду за кузницей периодически раздавались стук лопаты о камень и приглушенные проклятия.

В колыбельке на втором этаже первая женщина-волшебник Плоского мира спала и не видела во сне ничего особенного.

Белая кошка дремала на личной полочке рядом с горном. Единственным звуком, раздающимся в теплой кузнице, было потрескивание углей, остывающих под пеплом.

Посох стоял в углу, где ему и хотелось стоять, окутанный тенями, которые были чуть более черными, чем обычно. Время шло, в чем, собственно, и состояла его основная работа.

В кузнице что-то слабо зазвенело, пронесся порыв воздуха. Какое-то время спустя белая кошка уселась на своей лежанке и принялась с интересом наблюдать за происходящим.