Творцы заклинаний

– Э-э, да, – он прочистил горло. – Видишь ли, мы подумали… нам показалось… во всяком случае, когда мы рассмотрели этот вопрос…

– Ты – волшебник, – просто сказала матушка. – Аркканцлер изменил закон. Оказалось, это не так уж трудно сделать.

– Где-то здесь был посох, – заметил Напролоум. – Я видел, как он упал… о-о.

Он выпрямился, держа посох в руках, и продемонстрировал его матушке.

– Мне казалось, на нем была резьба. А это похоже на простую палку.

И правда, посох выглядел столь же величественно и могущественно, как самое обычное полено.

Эск вертела в руках шляпу, как человек, который, развернув яркую упаковку, обнаружил внутри соль для ванны.

– Красивая, – неуверенно произнесла она.

– Это все, что ты можешь сказать? – спросила матушка.

– И остроконечная такая…

Почему-то Эск-волшебник не ощущала в себе никаких перемен по сравнению с Эск-неволшебником.

Саймон нагнулся к ней.

– Тебе нужно побыть волшебником, – сказал он. – Тогда ты сможешь шагнуть за пределы магии. Ты сама это говорила.

Они взглянули друг другу в глаза и улыбнулись. Матушка уставилась на аркканцлера. Тот пожал плечами:

– Понятия не имею. А куда подевалось твое заикание, парень?

– Похоже, прошло, господин Напролоум, – бодро отозвался Саймон. – Должно быть, я где-то его оставил.

Река все еще бурлила и вздувалась, но, по крайней мере, она снова стала похожа на реку.

Стояла необычная для поздней осени жара, и над Анк-Морпорком от тысяч вывешенных на просушку ковров и одеял поднимался пар. Улицы были покрыты илом. Наводнение в целом послужило сдвигом в лучшую сторону – внушительную городскую коллекцию дохлых собак смыло в море.

Пар поднимался и от плиток личной веранды аркканцлера, и от стоящего на столе чайника.

Матушка возлежала в старинном тростниковом кресле, позволяя непривычному для данного времени года теплу путешествовать вверх по ее щиколоткам. Она бездумно наблюдала за тем, как команда городских муравьев, которые жили под полом Университета так долго, что высокий уровень фоновой магии бесповоротно изменил их гены, переправляет пропитавшийся водой кусочек сахара из сахарницы на крошечную тележку. Другая муравьиная команда строила на краю стола подъемное устройство из спичек.

Матушку могло заинтересовать – а могло и не заинтересовать – то, что одним из муравьев был Драм Биллет, который решил дать Жизни еще один шанс.

– Говорят, – заметила она, – что если в свячельник увидишь муравья, то окончание зимы будет очень мягким.

– А кто это говорит? – поинтересовался Напролоум.

– Люди, которые обычно оказываются неправы, – ответила матушка. – Я специально делаю записи в своем «Ещегоднике». Проверяю. Большая часть того, во что верят люди, – неправда.

– Ага, изречения типа «если в небе ал закат – город пламенем объят»… – кивнул Напролоум. – И еще про то, что старого пса новым трюкам не научишь.

– Не думаю, что старые псы существуют именно для этого, – возразила матушка.

Кусок сахара уже достиг подъемника, и пара муравьев привязывала его к микроскопическому блоку с талями.

– Я не понимаю и половины из того, что говорит Саймон, – пожаловался Напролоум, – хотя некоторые студенты прямо-таки в восторге от его речей.

– Зато я прекрасно понимаю то, что говорит Эск, – сказала матушка. – Я просто в это не верю. Правда, насчет того, что волшебникам не хватает сердца, я с ней полностью согласна.

– А еще она говорила, что ведьмам не хватает мозгов, – подсказал Напролоум. – Лепешку не желаете? Только она немного подмокшая.

– Эск сказала, что, если магия дает людям то, что они хотят, неиспользованная магия может дать им то, в чем они нуждаются, – продолжала матушка, нерешительно водя рукой над тарелкой.

– Саймон говорил мне то же самое. Хотя я этого не понимаю. Магия существует для того, чтобы ею пользоваться, а не для того, чтобы откладывать ее про запас. Ну давайте, побалуйте себе.

– Магия без конца и края, – фыркнула матушка и, выбрав одну лепешку, намазала ее вареньем. Подумав немного, она намазала ее еще и взбитыми сливками.

Кусочек сахара ударился об пол и был немедленно окружен очередной командой муравьев, которые готовились запрячь для его перевозки длинную колонну рыжих муравьев-чернорабочих, захваченных в плен в огороде.

Напролоум неловко заскрипел креслом.

– Эсмеральда, – начал он, – я собирался у вас спросить…

– Нет, – отрезала матушка.

– Вообще-то я хотел сказать, мы подумали и решили, что можно будет принять в Университет еще несколько девочек. На экспериментальной основе. Только проблемы с туалетами решим… – пояснил Напролоум.

– Это ваше дело.

– И… и мне показалось… поскольку нам, похоже, суждено стать учебным заведением с совместным образованием, я подумал… то есть…

– Ну?

– Не могли бы вы как-нибудь изыскать время, чтобы… ну, то есть не согласитесь ли вы принять кафедру?

Он облегченно откинулся на спинку кресла. Прямо под ним на катках из спичек проехал кусок сахара. Раздалось почти неслышное человеческому уху попискивание муравьев-надсмотрщиков.