Творцы

Так как в комнате Курчатова допоздна было полно людей, ведро по окончании обработки мишеней укрывали к соседу, Лене Неменову. Неменов собирал масс-спектрограф, механизм для разделения изотопов. Прибор был хитрый, подгонка шла трудно. Неменов — в Физтехе он был известен под странным прозвищем Буба — славился искусством сложных наладок. Даже Рейнов, мастерски изготавливающий измерительные приборы, с уважением говорил: «Руки у Бубы — золотые, никто так не натянет струну электрометра». Спортсмен — шестнадцатая ракетка страны по теннису — и фотограф, Неменов больше других своих рукомесел гордился умением тонкой сборки. Он вскоре начал с сомнением оглядываться на чужое ведро. Черт его знает, как действуют альфа-частицы и нейтроны на капризный масс-спектрограф! Если ампулка разобьется, не повредит ли это установке? И однажды Неменов запальчиво объявил, что больше не разрешит отравлять воздух своей лаборатории радоном. Он схватил ведро и выставил его в коридор. Курчатов взял ведро и молча удалился.

Устыдившись вспышки, Неменов умоляюще прокричал вслед:

— Игорь, лучше сними с меня штаны, но избавь от радона!

Курчатов обернулся и с укором произнес:

— Не нужны мне твои штаны, Леня!

И то, что он не повысил голоса и назвал Неменова Леней, а не Бубой, показало тому, как сильно он обиделся.

Теперь ведро стояло в закутке возле лестницы на второй этаж. Здесь производилось и облучение мишеней. Курчатов напрасно побаивался, что с радон-бериллиевой ампулкой может что-то случиться. Сотрудники института, хоть и любопытные, в опасный закуток старались не лезть.

Стычка имела неожиданно хорошие последствия. Неменов скоро разобрался, что обвинения против радон-бериллиевой ампулки неосновательны, надежную работу масс-спектрографа она не могла испортить. Он нашел способ загладить свою вину. Курчатов жаловался, что Радиевый институт держит их на голодном пайке: основными потребителями радона были медицинские учреждения, физикам доставалось так мало, что активность источника исчерпывалась до того, как получали новую ампулку. Неменов обещал помочь горю. Его отец, основатель и директор Рентгенологического института, привез из Парижа купленные у Марии Кюри полтора грамма радия по миллиону рублей за грамм. Радон был нужен и самому Рентгенологическому институту, и связанным с ним медикам, но малую толику из своих богатств Неменов-старший физикам выделил. Примирение состоялось, когда один из друзей вручил другому внеплановую ампулку. Порадовало и то, что рентгенологи за свой радон денег не брали — Радиевому институту платили по рублю за милликюри, — лишь просили, чтобы в отчетах и статьях упоминали об их бескорыстной помощи.

Полного довольства все же не было. «Двух маток сосем, а голодно! — говорил Курчатов. Вскоре он начал добавлять, рассматривая свои руки: — Впрочем, было бы легче с радоном, стало бы хуже с руками».

Работа с радоном оказалась опасней, чем ожидали. И у Курчатова, и у Щепкина краснели пальцы рук, на них уплотнялась и омертвлялась кожа. Курчатов с сокрушением шевелил пальцами — огрубевшая, воскового блеска кожа лишила их прежней подвижности. Потом омертвевшая кожа стала слезать, ее можно было снимать, как чулок, — под ней обнажался слой свежей кожи, розовой, очень тонкой, легко ранимой, — скорее пленки, чем кожи. Курчатов встревожился — у великой исследовательницы радия Марии Кюри на руках появились язвы, как бы у них не произошло то же! Но язвы не образовались, розовая пленка постепенно утолщалась, становилась нормальной кожей, снова твердела, снова приобретала восковой оттенок — и опять снималась чулком. В гибели и нарастании свежей кожи появилась закономерность, Курчатов определил ее: от снятия с пальцев одного «чулка» до снятия следующего проходило примерно две недели, отклонения не превышали плюс-минус два дня.

— Правда, змеи меняют кожу лишь раз в год, — сказал Курчатов, посмеиваясь. — Но зато — со всего тела, а мы лишь с трех пальцев на каждой руке. Преимущество несомненно!

Скоро и у третьего работника лаборатории Льва Русинова появились радиоактивные ожоги. Большой и указательный пальцы распухли. Русинов с гримасой рассматривал их — боль была невелика, но обожженная рука работала хуже.

Мишени для облучения готовились в лаборатории. Металлы — золото, серебро, медь, алюминий, свинец, железо — на комнатных вальцах превращались в пластинки. Пластинки оборачивали вокруг стеклянной ампулки, тогда облучение шло с максимальной эффективностью. А неметаллы вроде фтора, хлора, кремния и других брали в удобном химическом соединении, смешивали с маслом или вазелином и намазывали пасту на лист бумаги — лист с тонким слоем мишени еще легче обертывался вокруг источника.