— Надо поговорить с Борисом Иванычем.
Когда я спросил, кто же такой этот Борис Иваныч, мне ответили:
— Наш старший техник. Золотой человек!
«Это, должно быть, старший по возрасту и самый опытный техник», — подумал я и сразу представил себе сурового на вид мужчину с седыми усами, серьезного, внимательного, всеведущего. Поговорить с ним было бы очень интересно и полезно. Но встретил я его лишь,через несколько дней, а то всё попадал сюда в такое время, когда его не было. Наконец рабочие сказали мне:
— Вон Борис Иваныч идет!
Я обернулся и увидел. .. и вовсе не старика, а молодого парня лет двадцати, невысокого, с округлым лицом, острым носиком и подвижными глазками.
Меня ему представили:
— Это корреспондент, которого к нам прислали на стройку.
— Очень приятно, — ответил он, пожимая мне руку.
Но тут же, увидев машину, с которой сгружали стальные трубы, бросился к ней.
— Кто вам велел сгружать здесь?! — услышал я его голос. — Смотрите, куда придется таскать их, когда они пойдут в дело. Сколько понадобится лишнего труда и времени! Сгружайте вот здесь. И концами в эту сторону, — удобнее брать будет.
«Ого! — подумал я.- Этот паренек всё предусматривает!»
Тут к нему подошел бригадир, и техник отправился с ним. Поднявшись на леса, он в одном месте стал подпрыгивать. Мне стало смешно: видать, весельчак парнишка… А он опустился на колени и стал к чему-то присматриваться. Я снова услыхал его голос;
— Эге! Да тут доски когда-нибудь оторвутся! Кто-нибудь свернет себе шею. И как этого никто не видит? ..
Так вот для чего он подпрыгивал! Вот тебе и «весельчак»!
Я направился в его сторону. Техник, заметив меня, крикнул сверху:
— Извините, я сейчас!
Но мне не надо было его извинений; хотелось просто понаблюдать за ним со стороны.
— Ничего. Я обожду, — ответил я.
Чем больше я за ним наблюдал, тем больше удивлялся его внимательности и практической смекалке. В одном месте он посоветовал каменщику удобнее расположиться, чтобы работа шла споро, в другом заметил под ногами какой-то обрубок, мешавший рабочим при ходьбе. Одним словом, он знал всё и всё видел. Значит, недаром его так уважали. Непременно надо побеседовать с ним в свободное время.
Когда он, наконец, возвратился ко мне, я спросил:
— Простите, сколько вам лет?
Он рассмеялся:
— Двадцать седьмой пошел.
— Неужели? А я думал, не больше двадцати.
— Это, наверно, потому, что я не женат еще, — пошутил он.
— Мне очень хотелось бы побеседовать с вами в свободную минутку. Если позволите, я зашел бы к вам.
— Что ж, можно, — отвечал он. — Я буду дома в восемь часов. Живу недалеко. — Он взглянул на часы. — Сейчас пора в столовую, пообедать. Хотите, по пути покажу, где живу?
Мы вышли на улицу.
— Мне кажется, я вас где-то видел, — сказал Борис Иваныч, взглянув на меня. — Вы в Мозыре не бывали?
— Не приходилось, — отвечал я.
— А на фронте?
— Тоже не был.
— Значит, показалось.
Мы свернули в узкую улочку. По канавке у тротуара от-куда-то бежала вода. В одном месте получилась запруда, и вода образовала большую лужу. Какой-то мальчонка совсем уже собирался влезть в нее… Мой спутник поднял с земли щепку и разрушил всю плотину. Вода быстро сходила. ..
— Есть очко! — сказал он, бросая щепку.
— Что, что вы сказали? — с удивлением спросил я.
— Это мы когда-то в детстве такую игру придумали, — ответил мне он. — Сделаем что-нибудь такое, и…
— Значит, вы были тэвэтовцем? — перебил его я.
Теперь он даже остановился от удивления.
— А вы откуда знаете?
— Книжку такую читал, — отвечал я.
В эту минуту мы подошли к заново отделанному домику, и Борис Иваныч сказал:
— Вот и моя землянка. В эту дверь, направо. В двадцать ноль-ноль буду вас ждать.
Военная терминология свидетельствовала о том, что Борис Иваныч бывал на войне.
Я свернул влево, а он пошел прямо.
В назначенное время я входил в его «землянку». Это была светлая комната с холостяцкой обстановкой, но не с холостяцким порядком. Всё здесь было на своем месте, и одно дополняло другое. Каждая вещь имела свое определенное место, так что в любую минуту ее легко было взять.
— Сразу видно, что живет здесь бывший тэвэтовец, — заметил я.
— Почему бывший? — словно обиделся Борис Иваныч..- Вожатый наш говорил, что тэвэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти остаются настоящими патриотами ТВТ.
— Вы и сейчас считаете себя таким же?
Борис Иваныч суетливо развел руками и покивал головой:
— Ничего не поделаешь. Даже если б и хотел, не мог бы оставить эту привычку. Разница только в том, что очков сейчас не записываю.
Потом серьезно добавил:
— Я рассуждаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся «тэвэтовцами». Ну, а если к этому привык еще в детстве, то, безусловно, назад не пойдешь. У меня до сих пор сохранилась книжка «ТВТ».
— Неужели?! -даже привскочил я.
— Дело в том, что я давно уже разыскивал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог отыскать. Фашисты во время войны уничтожили наши библиотеки.