Twinfinity Soul (СИ)

«Мой маленький почемучка. Знаешь ли ты, что наш род считают бессмертным?» - спросила Матушка голосом нежным, коснувшись пальцем кончика моего носа. Вопрос, который она задала мне, удивил и шокировал меня, ибо бессмертие считалось проклятием среди людей. Никто ведь не хочет растягивать свои мучения и страдания! В глазах моих удивлённых увидела Матушка Мика ответ, а потом, приложив ладонь к моей щеке, ответила мне:

– «Если Даемон и убьёт Даемона, то по очень серьёзной причине. Мы ценим жизнь чужую и не будем забирать её… просто так. Порою отцы, или же матеря, просят своих детей, или даже умоляют отпустить их. Прервать их скучную, потемневшую жизнь. И они с радостью расстаются с ними, а иногда даже помогают им в этом. Кто-то уходит вглубь Горизонта, кто-то умирает от рук детей своих и сгорает в огне…»

Лицо Матушки изменилось в этот момент. Она прекратила рассказ, взор яркий скрыв. Даже она боялась смерти. Как своей, так и чужой. Но потом, вновь взглянув на меня, она успокоилась. Я волновался за неё, и волнение это вновь растопило её материнское сердце.

– «А вот… похоть…» - Матушка чуть рассмеялась, упомянув себе про самый сладкий грех из всех. – «Запретов в любви не существует, мой мальчик».

«Это как?» - ответа этого я не понял абсолютно. Что позволяют себе Даемоны? Я хотел знать истину… и истину эту скрывала Матушка в губах своих. Она прижала моё беспомощное тело руками. Схватила меня и подтянула к себе, коснувшись моего носа своим. А потом, как только краски моего удивления и стыда разгорелись вновь - Матушка коснулась моих губ своими, и этими нежными, мягкими, словно шёлк, губами… она целовала меня. Целовала губы мои. Аккуратно и неспешно, прикрыв глаза от наслаждения.

Кротким и нежным были поцелуи эти, но они воистину заставили меня взглянуть на Матушку Мику иначе. Мурашками покрыться от рук нежных. Задрожать от стыда дикого. Её кончик хвоста чуть защекотал мой бок, скрывшись спустя мгновение, и Матушка вновь широко улыбнулась, чуть рассмеявшись. И произнесла она мне шёпотом, в мочку уха поцеловав:

- «Стеснением покрываются только те, что скрывают любовь свою, моя малютка. А стыдятся только те, кому есть чем поделиться… или показать. Мне же скрывать нечего. Нам, Даемонам, нечего скрывать».

«Но ведь…» - успокоила меня Матушка руками нежными. Поцеловала меня вновь, прижимая ладонь мою к щеке своей серой. Ещё не всё она рассказала мне:

- «Если тебе хочется показать свою любовь к кому-то – сдерживаться не стоит. И я, увидев сестру свою, не сдержалась. Это не запретно, мой хороший. Мужчина может быть с мужчиной, Женщина - с женщиной… У нас даже принято спрашивать об уединении с тем, кто приглянулся тебе».

От слов Матушки у меня пробежались мурашки. Вспомнил я тот вечер со Старейшиной Онка… Понял я смысл слова «уединиться» и что видели в этом другие Даемоны. Мне стало ещё хуже от воспоминаний этих. Столько стыда я перетерпел, столько красок из себя испустил… А Матушка лишь продолжала делиться со мной тайнами Даемонов, вшивая в мой разум порочные картины:

- «Ты можешь попросить у отца или матери уединиться с их чадом, попросить чадо это… или же попросить уединиться с самими родителями, если тебе так хочется. А если они согласятся, ты можешь делать с ними всё, что тебе вздумается. Где угодно, когда угодно… главное только получить согласие. А отказаться… всегда можно».

Не понимал я подобной логики. Странным мне казались пути общения у Даемонов. На секунду же я представил, как Матушка выпрашивает маленькую Катъю у её родителей… и они соглашаются. Как низко может опуститься человек при подобной возможности? И вспомнил я всё, что терзало моё сердце и душу днями раннее, произнеся:

- «Я-я… не соглашался с тобой… все это время».

Матушка Мика хотела что-то сказать мне с улыбкой, но улыбка эта исчезла внезапно после моих слов, не дав ей сказать и слова. Она задумалась. Прикрыла глаза и стёрла улыбку свою, промычав что-то себе под нос. Неужели я её обидел?

«Прости меня, моя радость, но… Я только что вспомнила, что люди назвали тебя иным именем. А я, глупая, чуть не назвала тебя старым.» - рассмеялась моя матушка после слов этих, положив меня рядом с собой на кровати мягкой, не давая мне убрать ладонь со щеки её тёплой. Повернулась она ко мне и поцеловала, спросив нежным шёпотом: - «Как они назвали тебя, дитя моё?»

Был я слегка запутан вопросом подобным. Неужели… и имя моё было ложью всё это время? Глупость! Это имя дали мне люди, и среди людей я должен носить именно это имя. Даемоны же оклеймовали меня своими названиями, ибо я жил среди них, разве нет? Со спокойным голосом, чуть раскрыв глаза от удивления, произнёс я тихо: «Иорфей», но Матушка… Она либо не услышала меня, либо решила назвать меня иначе, произнеся умилённо:

- «Орфе’й. Мой маленький-маленький мальчик. О’рфи…»

«Ты не услышала мен-» - не смог я поправить Матушку. Обняла она меня крепко, к груди своей прижимая, пороча имя моё вновь и вновь, делая его моим новым. Может она называла меня так из любви материнской? Чую… Не сразу привыкнуть к этому имени я успею.