Ты

Пич принимается делать свежий овощной сок. Будь ее воля, она заперла бы тебя здесь, рядом с собой, а ключ выбросила. Но ты даже не подозреваешь об этом, так ведь? Пока шумит блендер, меня никто не услышит; как ниндзя, выбираюсь из спальни и лечу вниз по черной лестнице (только для слуг), которая ведет в коридор между кухней и гостиной. Хвала небесам, ступеньки оканчиваются дверьми вроде тех, что делают в салунах. Потому что кто же хочет смотреть на слуг, верно? А мне все видно. Вы уже переодетые, в одинаковых огромных халатах, сидите на диване. На столике стоят стаканы с виски и соком. Пич подталкивает твою изящную ножку своей костлявой лапой.

– Не расстраивайся.

– А с чего мне расстраиваться? Он об меня ноги вытирал.

– Ох, Бекусик, тут нет твоей вины. Все мужчины одинаковые. Они робеют перед такими женщинами, как мы.

– Что-то не замечала его робости.

Пич спускает ноги на пол и трет ладони.

– Тебе, малышка, надо расслабиться. Давай сделаю массаж.

Ты смеешься, однако она не шутит. Сползает на пол, встает на колени и принимается мять твою чудесную ступню. Черт! Тебе нравится. Ты постанываешь от удовольствия и заявляешь, что Пич бесподобна. Она улыбается и переходит выше – на икры. Ты сама раздвигаешь ноги, или она разводит их тебе (мне не видно) и постепенно подбирается к бедрам. Ты ее не останавливаешь, лежишь откинувшись и расслабив руки. А она лезет все выше. Ты стонешь.

Пич подвигается ближе и распахивает твой халат. На тебе, кроме него, ничего нет. Соски напряжены от возбуждения. Она гладит твои бедра, ты пытаешься протестовать, но она не слушает, и ты замолкаешь. Наклоняется вперед и облизывает твою левую грудь, а правую сжимает в ладони, крепко, требовательно. Просишь ее остановиться… Затихаешь, она целует тебя в шею и опускает свою лапу тебе на живот, скользит ниже. Ты не сопротивляешься. Вообще ничего не делаешь. Принимаешь ее ласки.

Ты пьяна, скучаешь по мне и потрясена известием о смерти Бенджи. Что же она за подруга такая, если вместо того чтобы утешить, подло воспользовалась твоим состоянием и теперь нализывает тебе мочку уха? Еще чуть-чуть, и ты начнешь ей отвечать; твое тело распахнуто, но впечатление такое, что мысли твои не здесь, а где-то далеко. Наконец ты словно приходишь в себя, вздрагиваешь, толчком сводишь ноги, отстраняешь Пич, запахиваешь халат и вскакиваешь с дивана.

– Прости.

– Забудь, – хмуро отмахивается она и пьет сок прямо из кувшина. – Я в душ.

– Пич, подожди. Нам надо поговорить…

– Бек, пожалуйста, – перебивает она. – Просто подумай, может, поэтому у тебя и не складывается с парнями. И не надо анализировать каждый шаг. Принимай жизнь как есть.

Поворачивается и уходит вместе с кувшином. Я нутром чувствую, что тебя гложет чувство вины. Ты окликаешь ее; вместо ответа она прибавляет громкость Элтона Джона. И хлопает дверью. Ты опять плачешь. Как она посмела обидеть тебя? Выходишь из гостиной, идешь на кухню (слава богу, по другому коридору) и возвращаешься с телефоном. Меня бьет дрожь. Наконец! Наконец ты решила мне позвонить. Ну давай, Бек, я готов!

Ты набираешь номер, однако мой «Айфон» молчит.

– Чана, я знаю, ты сердишься, но мне нужна твоя помощь. Бенджи мертв, Пич рыдает, я в раздрае. Умоляю, перезвони.

Нажимаешь «отбой» и идешь наверх. Я слышу, как ты стучишься к этой стерве, до хрипоты умоляешь ее выйти и просишь тебя простить. Она не отвечает. Подлая бессердечная сучка. Заманила тебя в ловушку.

Я проталкиваюсь через салунные двери и вылетаю наружу.

31

Какая несправедливость, что вся эта красота вокруг принадлежит таким никчемным людишкам, как Пич. Вчера я прошел по вашим следам до пристани, выходящей на залив. Чудесная картина. И есть где спрятаться: полно огромных валунов и просоленных деревянных настилов. Я вырыл небольшую землянку под одним из них, и там гораздо теплее, чем в этих гребаных, продуваемых всеми ветрами сараях.

Солнце уже всходит. Ждать осталось недолго. Скоро появится Пич. Одна.

Кейденс здесь понравилось бы. Последний раз я встречал рассвет на пляже именно с ней. Конечно, сейчас не лучшее время вспоминать ее, но я ничего не могу с собой поделать. Мы тогда сидели на Брайтон-Бич, и чем выше поднималось солнце, тем настойчивей Кейденс пыталась со мной порвать. Я попросил ее проводить меня до воды. Она согласилась. И это было очень жестоко. Более добрая девушка на ее месте отказалась бы и оставила меня рыдать в одиночестве, но она хотела видеть мои страдания, мои слезы… За что и поплатилась.

– Я ухожу от тебя.

Ну так давай, шуруй отсюда, сучка. Прочь!

Не моя вина, что Кейденс пошла со мной. Не моя вина, что я схватил и повалил ее, и держал под водой, пока она не затихла. Кейденс сама хотела этого, иначе ушла бы. Она знала, что убивает меня, а я не из тех, кто сдается без боя.