Ты будешь моей

— Я не был не в курсе, — уже знакомый мне голос заполнил пространство. Тот самый мужчина, брюнет, что командовал амбалами.

— И как так получилось, что ты был не в курсе, Тарас?

— Девчонка практически все время была в доме, парни упустили этот…хмм…момент, — они говорили так, словно меня здесь вообще не было.

— Упустили момент? — он так неожиданно заорал, что казалось даже стены вокруг затряслись, не говоря уже обо мне. — Она инвалид, мать вашу!

— Полегче, Беркут, твои щенки тоже забыли об этом упомянуть, — с нескрываемым презрением в голосе огрызнулся оппонент, а мне даже не нужно было задумываться о ком идет речь.

— Что с тобой произошло, девочка? — тот, кого называли Беркутом вдруг обратился ко мне, заглядывая мне в глаза. Черты его лица смягчились и сейчас он уже не казался таким устрашающим. Он вообще не казался плохим человеком и сейчас словно что-то переваривал в собственных мыслях. Что-то, что никак не хотело складываться в целостную картину.

— Не подходи к ней, — некогда спокойный тон Матвея испарился стоило Беркуту сделать шаг в мою сторону.

— Успокойся, — снова тот самый брюнет, — мы уже поняли, на что ты способен, обойдемся без мордобоя, вы здесь для того, чтобы поговорить.

— С чего такое рвение? Помниться разговаривать ты не спешил, Беркут. Что изменилось?

— Брат твой был очень убедителен, — усмешка отразилась на теперь уже расслабленном лице того самого Беркута.

— Не понял?

— Восемь часов назад твой брат передал мне полный контроль над акциями своей компании, в общем-то, он отдал все, что ему принадлежало в обмен на мое обещание повременить с войной и выслушать твою версию.

— Ты меня за идиота держишь? Граф бы ни за что не отдал тебе…— тут Матвей запнулся и замолчал.

— Разве я хоть, словом, обмолвился о Графе?

— Кир? — в голосе Матвея слышалось неподдельное удивление. Оно и понятно, еще сутки назад Кирилл очень доступно высказал свою позицию и сейчас его поступок казался чем-то невообразимым.

— Он не мог…

— Значит ты плохо знаешь родного брата, присаживайся, Матвей, разговор будет долгим, не зря же я сюда прилетел.

— Пусть ее отвезут обратно и мы поговорим.

— Нет, я хочу послушать ее, — Беркут снова глянул на меня, — в свете открывшихся подробностей. — перевел взгляд на кресло, а потом на мои ноги. — Рассказывай, девочка, какое отношение дети моего старого друга имеют к твоему нынешнему положению. Их версию я уже слышал, судя по всему, она была не полной, теперь я хочу послушать тебя.

— Нет, — отрезал Матвей, встав передо мной и закрывая меня от пристального внимания Беркута, также как закрывал в палате от амбалов, появившихся на пороге. — Она не будет тебе ничего рассказывать.

— Я расскажу, — схватила его за запястье, с твердым намерением закончить эту историю. Хочет Беркут услышать мою версию — он ее услышит. Если это хоть как-то приблизит нас к положительному исходу, я все расскажу.

— Нет.

— Прекрати, Матвей, — одернула его, потянув руку на себя. — Просто сядь, ладно? — он обернулся, посмотрел на меня с каким-то болезненным сожалением во взгляде, но в итоге кивнув, отошел и присел на стоящий рядом, старенький, просевший диван.

— Рассказывай, — Беркут сел на стул напротив.

— Все началось четыре с половиной года назад…— остановилась, чтобы перевести дыхание, а дальше слова сами полилась из меня рекой. Я говорила, раз за разом возвращаясь в прошлое. Сама удивилась тому, как легко дались слова, не так, как было на приеме у психологов и даже не так, как было с Катей. Сейчас все было иначе, я даже не чувствовала ничего, просто отключилась и говорила на автомате. Начала с матери, которой всю мою жизнь было на меня плевать, в редкие моменты, когда она все-таки обращала на меня свое внимание, мать непременно начинала свое обращение с фразы: «Ты испортила мне жизнь».  Ребенком я не понимала, за что родная мать так меня ненавидит, когда подросла, ее отношение стало более понятным, она не любила отца и ребенка от него не любила, вот только я так и не поняла, чем конкретно испортила ей жизнь. Я рассказывала о предательстве матери, о ее сыгранной ею роли в подставе отца и последующих событиях. О том, как по собственной глупости и наивности попала в руки отморозка-садиста, как жила каждый раз ожидая боли. Как боялась возвращения Руслана с очередной пьянки, потому что, если трезвый Азарин себя хоть как-то контролировал, то у пьяного непременно срывало тормоза. Но даже тот ужас, через который я прошла, живя с Азарином, был ничем по сравнению с тем, что мне пришлось пережить в тот день, когда я решилась на побег.

— Дальше, — напомнил о себе Беркут, когда я внезапно остановилась, собираясь с силами. — Продолжай.

— А дальше меня насиловали, долго и с особой жестокостью, Руслан и те, кого вы называете друзьями. Знаете, как это, когда вас рвут на части и никто вам не может помочь. Когда вам хочется кричать, а уже не получается, когда вы истекаете кровью, а вас продолжают истязать обдолбанные ублюдки? — странно, но даже слез не было, будто выплакала все и уже не хотелось.

— Давно ты…в этом состоянии? — кивнул, намекая на мою инвалидность.