Толпа начала кричать и волноваться, когда ринг освободился после четвертого поединка, и уже через некоторое время в зале слышалось только одно имя. А потом толпа начала скандировать: «Ре-минг-тон, Ре-минг-тон, Ре-минг-тон!»
– Организаторы очень любят, когда зрители просят его выйти, – сказал Пит со смешком.
И вот, наконец, проснулись динамики:
– Итак, леди и джентльмены! Гребаные девочки и мальчики! Вы хотите его? Вы его получите! Поприветствуйте же его! Сегодня вечером с вами на ринге только ваш Ремингтон Тейт, Р-р-р-ри-и-и-ип!
Мой, и сегодня вечером, и всегда!
Зал был полон зрителей, они обступили ринг со всех сторон. Некоторые, приложив руки ко рту рупором, кричали, другие прыгали и размахивали плакатами с его именем.
– Реми, я бы умерла за тебя, Реми! – услышала я громкий крик позади меня.
Радость пузырилась в моих венах, когда он рысцой выбежал в зал. Идеальная осанка и расслабленные плечи, красная накидка с именем РИП, прикрывающая самые мощные и красивые мышцы в мире, – и вот мои соски затвердели, а тело задрожало от желания. Когда свет софитов сфокусировался на нем, я принялась жадно рассматривать его совершенное лицо с ямочками на щеках, но тут мой взгляд зацепился за красные следы губной помады на его щеках и подбородке. И в уголках губ.
Я растерянно заморгала.
Он ухватился за веревки и с размаху прыгнул на ринг, приземлившись мягко, словно кот, который чувствует себя хозяином этого места, а затем накидка полетела в сторону, и Ремингтон предстал перед зрителями во всем своем великолепии. Я смотрела на него и не верила своим глазам – эти отметины, эти красные пятна, рассыпанные по всему его красивому мальчишескому лицу, алели на загорелой гладкой коже, – пока жестокая правда не начала проникать мне в мозг, все яснее и яснее рисуя передо мной неприглядную картину. Каждый из поцелуев, оставивший эти следы, я ощущала на себе, как удар хлыста.
Тысяча и одно сомнение, о наличии которых в себе я даже не подозревала, всколыхнулись у меня внутри.
Я представила себе, как ухоженные нежные руки с алыми ногтями касаются его кожи, как алые губы прижимаются к его губам… Как он удовлетворенно рычит для какой-то другой женщины, как его шершавые ладони царапают чью-то кожу…
Я несколько раз моргнула, пытаясь унять жжение в глазах, и услышала, как Пит, наклонившись ко мне, тихо сказал:
– Брук, это издержки нашей жизни. Он не ищет внимания поклонниц – они сами вешаются на него, а он сейчас думает только о предстоящем бое. В этом нет ничего особенного.
– Мозгом я это понимаю, но если бы я только смогла заставить остальную часть моего тела принять это, – пробормотала я несчастным тоном. И черное облако боли плащом окутало меня, закрыв собой свет.
Через пару сидений справа от меня женщина вскочила на ноги и, дергая себя за волосы, завопила: «Ри-ип! Я хочу затащить тебя в спальню и трахать до тех пор, пока не смогу ходить!»
Господи, как же мне хотелось прибить эту суку.
Вот он, прекрасный и великолепный Ремингтон Тейт. Рип собственной персоной.
Он сделал свой фирменный разворот, и я почувствовала такое давление в груди, что обхватила руками своего ребенка, растерянно глядя на небольшую выпуклость на своем животе, которую он теперь образовывал. Я никогда не жалела, что забеременела, но теперь чувствовала себя такой беременной и такой глупой.
Я начала медленно и глубоко дышать, стараясь успокоиться, в то время как сомнения терзали меня изнутри. Да, у нас будет с ним общая семья. Я буду матерью его ребенка… Но он все равно останется бойцом, любимцем публики, его всегда будут окружать молодые, хорошенькие поклонницы, которые будут делать все, только бы его заполучить.
БДБ (Брук До Беременности) наверняка чувствовала бы, что никто и никогда не сможет отнять его у нее.
Но ББ (Беременная Брук) чувствовала себя сейчас несколько неуверенно. Может, потому что мне было немного больно из-за того, что он не попросил меня выйти за него замуж. Может быть, он вообще не хотел этого?
Зачем ему вообще об этом беспокоиться, когда я и так уже принадлежу ему?
– Брук, он смотрит на тебя, – возбужденно пробормотал Пит.
Все еще чувствуя себя менее уверенно, чем хотелось бы, я сделала глубокий вдох, но не подняла взгляд, продолжая смотреть на свои колени, на дурацкое льняное платье, которое надела, прихорашиваясь для него этим утром.
– Брук, он откровенно пялится на тебя, – сказал Пит, теперь в его голосе слышалась тревога. Толпа постепенно стихла, и в зале повисла тишина.
Шли секунды, тишина становилась все более гнетущей, наверное, Рип перестал улыбаться, и по его напряженному лицу все поняли, что происходит что-то не то.